— Да есть… — ответил он нехотя. — Даже в ту же «Правду» предлагали материал обо мне… Евгений Осетров. Отвергли… Ещё профессор Фёдоров из Донецка пишет, поддерживает… Палиевский? Ну, он больше по прозе. Ильин? Да… Лавлинский? <…> Аннинский? <… >
— Но он же вас в «Венке критических сонетов» высоко поднял…
Ю. К. (усмехаясь):
— Он не может мне простить «Маркитантов»…
— А вот Дедков такой в Костроме есть… Он — кто?
Я сказал, что читал статью Кожинова в «Литературной России» о периодизации современной отечественной поэзии… Он махнул рукой:
— Ерунда всё это! Через двести лет останется только один поэт. Его и будут помнить. А кому нужны будут эти периодизации?
— А кто из молодых поэтов сейчас, на ваш взгляд, лучше всех пишет?
— Лапшин. Поэму написал. Был недавно.
— А Шелехов?
— Шелехова уже нет! Если б он мне по пьяному делу в морду дал — это бы ещё куда ни шло. Но после того, что он сделал — его нет!..
Его то и дело звали к телефону. Он вставал, извинялся, говорил, что сегодня день такой — косяком звонят.
— А много вообще у вас бывает народу, Юрий Поликарпович?
— Много.
— А чего все хотят?
— Урвать… — по обыкновению, насмешливо ответил он (и мне тут же вспомнилась его давнишняя строчка «каждый хочет урвать от огня…»). — Недавно вот звонили две девушки из какой-то области… специально приехали, чтобы увидеться. Я сказал: нет, это невозможно!
В его отсутствие мы выпили с Батимой. Она спросила, почему я разошёлся с первой женой. Я ответил, что плохо жили. Спросил, в свою очередь, почему они не приехали на свадьбу мою (я приглашал). Ответила, что лень было собираться, готовиться… Ещё я спросил, чем она занимается. Оказывается, работает переводчицей в Верховном Суде — переводит с казахского, киргизского, украинского…
Вдруг ворвался Ю. К., сунул мне книжку своих переводов Ласло Надя.
— Прочти «Свадьбу»!
И опять ушёл звонить.
Этот поступок меня растрогал: разговаривая с другими, он думал о том, чтобы мне не было скучно! Вернулся, выпили ещё.
— Моя шестилетняя дочь, — сказал я, — тоже тут недавно стихотворение написала:
— Ну, что ж, — заметил он с той же насмешливой улыбкой, — некоторые взрослые дяди пишут и печатают ничуть не лучше…
Я сказал, что хотел бы подарить ему сюжет — и рассказал историю о змее и солдате, которую недавно поведал мне мой водитель: как русский солдат в Афганистане приручил змею, как она однажды обвила его и удерживала, шипя, целый час — и как потом он, поседев за этот час, пошёл к сослуживцам и увидел, что все они вырезаны душманами. Он слушал с интересом, по окончании поднял бровь, усмехаясь:
— Восточный сюжет…
Потом опять вышел на кухню, откуда то и дело раздавались телефонные звонки. Вскоре оттуда донёсся его громкий рассерженный голос:
— Но ведь меня же много лет, постоянно, принципиально не желают печатать в журнале «Наш современник»! Принципиально!..
Поневоле вслушиваясь в эту тираду, я почувствовал себя несколько сконфуженно: самого-то меня в прошлом году в этом журнале публиковали дважды. Вспомнил, что Шитиков, завотделом поэзии, в ответ на мой вопрос на ту же тему (почему «Наш современник» не печатает Кузнецова) пожал плечами и показал глазами на потолок:
— Не знаю… главный не ставит. Мы взяли у Кузнецова для публикации «Сказку гвоздя»… не ставят… Это, брат, ты у начальства спрашивай, а не у меня.
Я стал бродить по кабинету Ю. К., вглядываясь в названия книг. Нагло бросил взгляд на его бумаги, лежащие на письменном столе, пробежал глазами несколько строчек… Как раз в это время он вернулся. Я спросил, кивая на бумаги:
— А разве «Сказка гвоздя» и «Пролог» — это часть одного целого? Я и не предполагал…
— А вот это уже нельзя, — сказал он мягко, но строго. И решительно отогнал меня от стола.
Допили коньяк, пошли смотреть телевизор. Он предполагал, что сюжет о нём вообще выкинут, — но вдруг, после Кондратьева и Быкова, на экране появились он и Кожинов. Вся семья радостно загудела и засмеялась: наша берёт! Папу по телевизору показывают!
Ю. К. прочитал несколько своих стихотворений, а потом моего «Стража». Сказал, что я, конечно, не свободен от заимствований, но в лучших стихах…
Это был триумф! Я бросился к телефону, позвонил Катюшке:
— Видела?
— Да! Да!
Звонили ещё какие-то люди, поздравляли Ю. К. Позвонил Кожинов. Я набрался наглости, попросил у Ю. К. трубку, поздоровался с Вадимом Валериановичем и попросил разрешения прочесть стихотворение. Тот сказал, что со слуха не воспринимает, и что если бы я не уезжал, то мы бы познакомились…