Предварительно я зашёл к Литератору старшего поколения, лично знакомому с Кузнецовым, и прочитал ему своё письмо.
Литератор огорошил меня.
— Что это ты в своём списке собрал одних евреев?
— Как одних евреев?! Ну, Мандельштам с Пастернаком, ладно. Но остальные…
— Читай список.
— Брюсов…
— Еврей…
— Брюсов — еврей? Ну а Блок?
— Тоже еврей.
— Он немец.
— Значит, немецкий еврей. Кто дальше?
— Иннокентий Анненский.
— Чистокровный еврей…
Но даже после этого удивительного диалога с Литератором я не убрал список из письма. Теперь я понимаю, что допустил ошибку: писателей (равно как и всех людей) прежде всего интересуют упоминаемые персоналии, и только во вторую очередь — остальное.
Тогда я этого не знал. И надеялся на магию имени «поэта Ш.». Я просчитался.
Привожу полный текст ответного письма Юрия Кузнецова.
Ваши стихи не выдерживают никакой критики. Сплошь литературщина. Ни одного живого слова. Видимо, серебряный век соблазнил Вас книжными призраками. Не забывайте, что это век распада. Вы хотите казаться, а не быть. Но на этот счёт уместно напомнить завет Н. Рубцова:
Вы начинаете „литературную“ жизнь с ошибок. Так Вы считаете В. Высоцкого „серьёзным философом“. Но это заблуждение. У него нет никакой философии. Нельзя же считать философией его глумливое отношение к простым людям, которое не идёт дальше лакейских рассуждений Смердякова: „Русский народ надо пороть-с“. (Надеюсь, Вы читали „Братьев Карамазовых“).
Что касается Ш. (сокращение фамилии моё. — К. Л.), то такого поэта в природе не существует. Он эпигон и производит суррогаты.
И таковы Ваши ложные ориентиры.
Если вы не обратитесь к реальной жизни, из Вас ничего не выйдет: не только поэта, но и полноценного человека.
Вот всё, что я могу Вам сказать.
Желаю всего доброго.
Я был самолюбивым мальчиком: в ответ на это письмо я накатал пародийную поэму про агента похоронного бюро Ангела Молодцова («…Когда в конторе за столом подсчитывал гробы, на круче дьявольской узлом завязывал дубы…») — и отослал её Кузнецову. Уж не знаю, дошла ли моя поэма до Кузнецова; отклика на неё я, конечно, не получил (кажется, всё же дошла; в одном из стихотворений Кузнецова того времени мне расслышались полемические отклики на мой опус; впрочем, это может быть «обманом слуха»).
В середине девяностых годов я учился в аспирантуре Московского педагогического университета и жил в Москве. Однажды, зайдя по каким-то делам в Литинститут, я узнал, что рядом, на ВЛК, преподаёт Кузнецов — и решил встретиться с ним.
Дождался перемены. Выходит Кузнецов — такой же, как на портретах и фотографиях, и совершенно не намеренный общаться со мной.
— Слушаю.
— Юрий Поликарпович, я пишу кандидатскую диссертацию по вашему творчеству.
— Это меня не интересует. Обо мне написали столько глупостей — и хвалебных, и ругательных. Одной глупостью будет больше.
— Г-м. Юрий Поликарпович, знаете, вы — мой литературный учитель…
— Это меня тоже не интересует. Говорите, зачем пришли. Мне некогда.
Я не знал, что сказать своему кумиру, и тут ко мне явилась совершенно безумная идея…
— Юрий Поликарпович, я нашёл интересные совпадения в ваших ранних стихах и в стихах Иосифа Бродского…
Сделаю отступление на несколько лет назад.
Когда мой отец, театральный актёр, стал вести курс культурологии в открывшемся коммерческом вузе (это был 1992 год), благодарные студенты подарили ему двухтомник Бродского. Я начал читать ранние стихи Бродского — и вдруг понял, что эти интонации я встречал раньше.