Осенью, как раз в день своего рождения, попадаю в Москву и заезжаю к Ю. К.; на память об этой встрече у меня остаётся его новая книга с характерным названием «До свиданья! Встретимся в тюрьме» и дарственной надписью: «Евгению Чеканову в день его 41-летия с пожеланием удач. Ю. Кузнецов, 19 сентября 96 г.». В этой книге есть и «Афганская змея», написанная на подаренный мною сюжет: я с удивлением вижу, что Ю. К. практически ничего не изменил в моём рассказе.
— Концовку только… — говорит он, слегка шевеля в воздухе пальцами, — но это… так…
— А почему солдат у вас присел? Я вам этого не рассказывал.
— Я подумал: а как же змея смогла его обвить? И понял: от страха он присел!
В книге, как всегда, множество потрясающих стихотворений — «Цветущий шиповник», «Пульс», «Жена-сомнамбула», «Струна», «Уроки французского»… да всего не перечислить! Стихотворение «Стояние» живо напоминает мне один из наших прошлых разговоров — о стихотворении моей дочери про цаплю… похоже, Юрий Поликарпович ничего не забывает и многое из застольных разговоров использует в качестве материала для стихов.
Он уже не употребляет спиртного и вследствие этого выглядит лучше, чем бывало; в кабинете я замечаю новшество: большой портрет его отца в военной форме. Похоже, он уже не так сильно бедствует; да и в семейной жизни у него, кажется, наступил перелом к лучшему… по крайней мере, некоторые из появившихся в печати его стихов, датированные 1994-м годом, ясно говорят мне об этой перемене, о его благодарности по отношению к Батиме, достойно пронесшей по жизни крест, выпавший на её долю.
В моей же собственной жизни всё, как раз наоборот, туманно: употреблять спиртное я тоже прекращаю, зато уж в остальном себе не отказываю. Последующие годы я проживаю очень бурно, волны «рынка» и личной жизни швыряют меня из стороны в сторону, словно щепку, пишу я мало и лишь в 2001-м году удосуживаюсь издать новую, шестую по счёту книгу стихотворений «Дождь в империи»; между ней и предыдущей книгой лежат десять лет. Зато следующие два сборника выпускаю в свет быстро, в течение года. У этих книжек ничтожный тираж, распространяются они только в пределах Ярославщины… но я уже давно понял, что это — не главное. Главное — чтобы стихи были написаны.
В новом веке я вновь, мало-помалу, начинаю публиковаться в столице: стихи появляются в журналах, коллективных сборниках. Из присланного мною Юрий Поликарпович, ставший к этому времени заведующим отделом поэзии «Нашего современника», отбирает приличную подборку — и она появляется в последнем номере этого журнала за 2001 год. Через полтора года судьба вновь заносит меня в Москву: я ношусь с идеей регионального литературного журнала, прошу у Ю. К. стихи. Он отказывает, мотивируя это тем, что всё, им написанное, немедленно публикуется в общероссийской прессе — но беседуем мы по-прежнему самым задушевным образом.
Я жалуюсь на то, что Василий Белов тоже не захотел дать мне что-нибудь новое, и передаю мою с Беловым телефонную беседу.
— Я говорю: Василий Иванович, вы же пишете о Гаврилине сейчас… дайте хоть одну главу! А он: нет, ничего у меня нового нет, Евгений… э-э-э… Феликсович? И так это «Феликсович» произнёс… вижу: отчество моё ему кажется весьма подозрительным. Я ему: побойтесь Бога, Василий Иванович, мы же с вами вместе ещё пятнадцать лет назад в одном журнале у Викулова печатались! Он опять подозрительным голосом: «Мало ли с кем я знаком…» И сразу начинает про Грешневикова спрашивать. Я говорю: Толя в чистую политику ушёл, а я политикой не занимаюсь, моё дело — литература… Он опять: «Не занимаетесь политикой? Нет, нету у меня ничего нового…». Вот так и поболтал с гением русской прозы…
— Ну, — ухмыляется Ю. К. — он уже не от мира сего…
Говорим о журнальной работе. Он сетует на скудость современных поэтических талантов на Руси («есть края и области, где совершенно нечего взять… всё выжжено!..»), советует мне завлекать авторов в журнал гонораром («хоть по пять рублей за строчку!»), я оставляю ему новые стихи — и отбываю в Ярославль в полной уверенности, что Учитель мой находится в добром здравии.
И вдруг, как гром с ясного неба, приходит весть: 17 ноября Юрий Кузнецов скончался! Моментально собравшись, еду в Москву и застаю в квартире на Олимпийском проспекте плачущую Батиму и её племянницу; обе в чёрных платках. Тело покойного уже увезли в больницу, дочки там же. Весь в слезах, я хожу по кабинету Учителя, по той самой комнате, в которую я с трепетом вошёл впервые ровно двадцать лет тому назад. Книги, книги… И повсюду — его фотографии разных лет. Вот и та, которую когда-то сделал я…