…Как-то поздней ночью мы с Видади Лаптевым (увы, так рано ушедшим из жизни), выйдя от Кузнецова, собирались направиться в гостиницу. У него мы до полуночи, по образному выражению, бытующему в нашем народе, «переплавили долы в горы, а горы в долы». Юра вышел проводить нас, и тут я увидел пересекавшего двор старого товарища по ВЛК Вадима Ковду. Я знал, что он живёт с Юрой в одном здании. Вадим при виде нас очень обрадовался. Отведя меня в сторонку, сказал: «А что, если прихватим Юру и поднимемся ко мне. Давно хочу познакомиться с ним, то случая не выпадает, то сам он уклоняется». Я передал Юре пожелание Вадима, добавив положительные эпитеты бывшему сокурснику и робкий намёк, что надо бы уважить просьбу, хотя по горькому опыту предвидел её обречённость. Но я ошибся. Он, хоть и без энтузиазма, вместе с нами поднялся к Ковде. Наши посиделки продолжались всю ночь напролёт, и за выпивкой «были решены» все мировые проблемы.
Как-то я в шутку подзадорил его: «Ну что ты бахвалишься, я получше тебя поэт, я знаю твой язык, читаю тебя в оригинале, а ты можешь понять написанное мной только по подстрочнику. Потому мне лучше знать, кто из нас большой поэт». Губы его тронула редко появляющаяся улыбка: «Ну ладно, ну брось!»
В одной из бесед я сказал ему: «Советская власть обязательно падёт». «Откуда ты знаешь? Кто тебе это сказал? Это дело невозможное. Произойди такое, это для России будет началом конца. Как тебе взбрело в голову такое?» Я ответил: «То, что приходит мне в голову, — всегда и происходит со мной. Никто мне ничего такого не говорил. Насмотрелись мы за свои годы на глобальные события, каких не видывали и за два-три века. Не может быть так, чтобы я покинул мир, как сын закабалённого, расчленённого народа… Я непременно увижу независимость Азербайджана, убеждён в этом». Он в ответ: «Какая же сила свалит Советскую власть?» «Какая — и сам не знаю. Какая отняла свободу у народов, та, наверно, и вернёт…»
«Понимаю твою естественную тоску, осознаю, каково ощущать себя сыном нации, чьи отечественные земли разъяты на куски… Будь я тоже азербайджанцем, может, тоже желал бы падения Советов, восстал бы против них… У тебя в душе надежда на воссоединение. Но я русский, и ваше воссоединение станет началом нашего распада… — с этими словами Юра достал из книжного шкафа роман Баграта Шинкубы „Последний из могикан“. — Вот, возьми и внимательно прочти».
В романе с великой сердечной болью повествовалось об исходе убыхов, восставших против царской России, в Турцию, их исчезновении, о предательстве князей, которым они верили безоглядно… Позднее мне доведётся увидеть, что и этот жест Юрия оказался пророческим. И убедиться ещё больше в прозорливости Юрия, когда я стану свидетелем продажности руководителя моей нации, которому народ верил больше всех. Наверное, сердцем прочувствовавший боль нашей расчленённости и разобщённости, он так впечатляюще озвучил на русском языке мое стихотворение «Гранат»:
Так перевести мог только гений, всем существом, духом своим постигший национальную трагедию переводимого поэта.
…Мои предчувствия сбудутся, Советский Союз мало-помалу распадётся и рухнет. И наша злосчастная страна, в отличие от бывших союзных республик, вступит в дни своей свободы в потоках крови. Армяне, заранее осведомлённые о будущих событиях, заложат основы этого развала и развяжут смертную борьбу во имя того, чтобы оторвать от Азербайджана Нагорный Карабах — исконную нашу землю… Таким образом, мы, азербайджанские тюрки, чистосердечно уповавшие на справедливость и милость центральной власти, оказались застигнутыми врасплох в борениях эпохи. Юрий Кузнецов был, наверное, одним из тех, кто горше всех переживал распад Советского Союза, ибо эти события предопределили начало тех бед, которые выпали на долю любимой им больше жизни России. Может, по этой причине никто из близких мне московских поэтов, кроме Юрия Кузнецова, не поддержал нас в нагорно-карабахских событиях, ибо он лучше других знал, что значит рубить по живому, чем чревата опасность для Отечества. Он стоял за правду и потому занял не сторону армян-христиан, а тюрок-иноверцев.
«Дорогой Мамед. Получил журнал („Гянджлик“. — М. И.). Весьма признателен. Рад тому, что меня не забываешь. Я-то часто тебя вспоминаю. Вспоминаю пень, вокруг которого мы сидели. Славное, незабываемое время!
Моя семья жива-здорова. А Родина погибает. Но знай: моё сердце — на твоей стороне. Твоя боль — моя боль.