Кулагин опускается на четвереньки и начинает собирать конфеты и осколки разбитых стаканов. Пономарев отнимает от лица ладони. Осоловело оглядывается.
ПОНОМАРЕВ (тихо). Я отсюда никуда не уйду. Никуда не уйду…
ДЕМЧЕНКО. Ты чего там бормочешь?
ПОНОМАРЕВ (смотрит на Демченко) Саш… я отсюда не уйду. Я останусь…
ДЕМЧЕНКО. Слушай, хватит фигнёй страдать, а? Мне эти твои отказы во уже где (проводит ладонью по горлу). Не, ну скажи тебе что, правда, здесь хорошо?
ПОНОМАРЕВ. Хорошо…
ДЕМЧЕНКО. Да поверь, вот всё это кончится, выйдешь на улицу как свободный человек. В пивную зайдешь, в кино с бабой сходишь. Ну, поскучаешь недельку и всё, другая жизнь начнётся…
Пономарев опускает голову.
ДЕМЧЕНКО. Да понимаю я тебя! Ну, привык ты к этому всему…
КУЛАГИН. Я всё собрал. Сходить за кипятком?
ДЕМЧЕНКО. Сгинь вообще отсюда!
Кулагин, осторожно собирает осколки в пригоршню и поворачивается к выходу.
ПОНОМАРЕВ. Кулагин!
КУЛАГИН. Я.
ПОНОМАРЕВ. Ко мне!
Кулагин подходит к Пономареву. Пономарев встает и берет руки Кулагина в свои.
КУЛАГИН. Товарищ сержант, вы порежетесь!
ПОНОМАРЕВ. А ты за меня не переживай… Зови меня просто Миша. А ты у нас вроде как Игорь?
КУЛАГИН. Егор. Ну, можно и Игорь.
Пономарев разжимает ладони Кулагина и достает оттуда длинный осколок.
ДЕМЧЕНКО. Миша…
ПОНОМАРЕВ. Саш, я ведь тебе железно сказал… Я отсюда не уйду.
Пономарев одной рукой резко хватает Кулагина за шею, другой прижимает к его горлу осколок.
ДЕМЧЕНКО (вытягивает вперед руки). Спокойно-спокойно… Всё нормально, всё нормально… Давай сейчас молодого за бутылкой отпустим и спокойно посидим, поговорим…
ПОНОМАРЕВ. Саш, ты лучше уходи отсюда. Я про тебя никому не скажу.
ДЕМЧЕНКО. Ну, зачем нам это всё? Всего неделя-то осталась…
ПОНОМАРЕВ. Это у тебя…
ДЕМЧЕНКО. Ну а через десять лет? Ну, я не знаю, сколько там тебе дадут… И что? Будешь всё время прикидываться, что тебя нет?
ПОНОМАРЕВ. Там дико и… холодно.
ДЕМЧЕНКО. Там тепло и … Ты же ни разу в метро ездил. Знаешь, как там хорошо? Темно, тепло, со всех сторон люди. Вот так вот набегаешься за день, залезешь в вагон, прижмешься к кому-нибудь, кра-со-та. А кстати! Там же постоянно кто-то требуется. На курсы машинистов пойдешь… А?
Демченко мягко ступая, вплотную подходит к Кулагину, аккуратно отводит от его горла руку Пономарева с зажатым в ней осколком. Затем резко отталкивает Кулагина и с размаха бьет Пономарева под ложечку, тот валится на пол, затем ударяет ногой под дых.
ДЕМЧЕНКО. Что блядь, будем на свет божий вылазить?!
ПОНОМАРЕВ (сдавленно). Су-ка!
Демченко опускается на корточки и орет сослуживцу в ухо.
ДЕМЧЕНКО. Переносок! Отсидеться хотел! А другие пусть живут, пусть бля мучаются?! Так бля?
Пономарев начинает судорожно рыдать. Демченко вздыхает и гладит Пономарева по голове. Кулагин в течение всей сцены стоит как столб. Бледный, ледяной столб. Демченко встаёт, шарит в карманах. Достаёт мятые купюры, протягивает Кулагину.
ДЕМЧЕНКО. Дуй за водкой, не лучше коньяка возьми… Кулагин, ты меня слышишь?
Кулагин не реагирует. Демченко щелкает пальцами возле его лица.
ДЕМЧЕНКО. Кулагин? Так, всё отбой. Иди, отдыхай, я сам схожу. Иди, иди. И ничего ты не видел…
Демченко подталкивает Кулагина в спину, тот деревянно раскачиваясь, выходит из помещения. Демченко сплевывает под ноги.
ДЕМЧЕНКО. Развели блядь, бардак, родиться без истерики не могут!
Затемнение.
Часть пятая
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Мужчина
Врач
Седой
Женщина
Девушка
Темнота. Два голоса.
– Бабуля скажи, а это правда, что те, кто ругаются, у того потом зубы выпадают?
– Это кто тебе сказал?
– Дядя Паша…
– Глупости говорит. А ругаться не хорошо.
– Я знаю.
– Ругаются те, у кого воспитанье плохое.
– Коля Доценко вообще матершинник…
– Прямь матерится?
– Ужасно. Я даже уши закрываю.
– Так надо подойти и учителю сказать.
– Ага. Настя сказала, а он ее потом линейкой по голове ударил.
– Вот ирод-то. А тебя он не обижает?
– Не-а…
– Будет обижать, сразу скажи маме. Хорошо?
– Хорошо.
– И не смей терпеть никогда, хорошо?
– Хорошо.
– Это ж надо… Прямо по голове ударил?
– Да бабуль!
– Тише, деда разбудишь.… Э-хе-хе, горе-то с вами…
– Бабуль…
– Чиво?
– А мы сегодня молиться будем?
– А то, как же. Щас и помолимся.
– Я за тобой повторять буду.
– Повторяй деточка, повторяй, а то у вас дома икон нету, да и молитвы-то никто не знает.
– Я знать буду.
– Вот и умница. Молитва она тебе завсегда поможет, выручит. Ну-ка вот давай… Милый Господи спаси и сохрани.
– Милый Господи спаси и сохрани.
– И пусть всегда будут здоровы папа и мама.
– И пусть всегда будут здоровы папа и мама.
– И брат Сережа
– И брат Сережа… и Барсик.
– А кто такой Барсик?
– Это моя собачка.
– Тьфу ты прости Господи… Не надо деточка за собаку молиться.
– Не буду.
– И пусть все люди добрые будут здоровы.
– И пусть все люди будут добрые, будут здоровы.
– И пусть войны не будет.
– И пусть войны не будет.
Включается свет. Помещение с белыми стенами. На кушетке лежит мужчина средних лет. Возле него на стуле сидит врач – человек преклонных лет в белом халате. Слева от его руки – столик, на котором стоит магнитофон, запись с которого только что звучала запись ночного разговора.
ВРАЧ. Можете вставать.
Мужчина садится на кушетке.
МУЖЧИНА. Давайте что-ли покурим…
Врач протягивает ему пачку, щелкает зажигалкой. Мужчина выпускает длинную струю дыма.
МУЖЧИНА. А что это вообще было?
ВРАЧ. Часть моего метода. Идея-то в принципе не новая, но иногда срабатывает. Почти у всех были бабушки, дедушки… Вот ваш дедушка каким он был?
Мужчина вынимает сигарету со рта и слегка морщится, словно от легкого приступа головной боли.
ВРАЧ. Высокий? Полный? Седой? Может, он ездил на велосипеде? Может они громко ругались с бабушкой? А бабушка? Её вы можете описать?