В поисках оригинальных тем и поэтических решений советская мультипликация все чаще обращается к большой литературе. Но почему английская народная поэзия? Чем она могла прельстить режиссера, воспринимающего любую литературную форму и тему лишь в ее сопоставлении с современностью, лишь в связи с тем, что она может дать человеку наших дней, нынешнему зрителю? Думается, что режиссера, решившего перенести эти стихотворные строки на экран, как в свое время и их замечательного переводчика Самуила Маршака, прежде всего привлекла их народность, неповторимое своеобразие стиля, в котором полно выразилось народное мироощущение. Для режиссера была важна не только поэтическая отточенность стиха, но и поразительная наглядность, вещественность образов, дающая простор для изобразительной трактовки. Так, в фильме "Дом, который построил Джек" прежде всего важно было создать образ самого дома и его хозяина. Режиссер Андрей Хржановский и художник-постановщик Наталья Орлова избирают для этого тональность гротесково-парадоксальную, представляют странного, чудаковатого малого в очках и цилиндре, который, словно факир, соединяет фрагменты какого-то фантастического замысла и складывает из них дом. Пространство мультфильма раздвигается, графическое решение картины приобретает внутреннюю поэтическую атмосферу, которая играет не менее важную роль, чем любой из персонажей.
Режиссеры-мультипликаторы нового поколения все больше стремятся к фантастико-поэтической реконструкции мира, к созданию пусть лаконично, но все же достаточно точно и убедительно обрисованной атмосферы, предметно охарактеризованного пространства, все элементы которого не безразличны к разворачивающемуся сюжету и вступают в активное с ним взаимодействие. При этом выразительное слово и музыка существуют как очень важные наряду с изображением смысловые и стилеобразующие компоненты картины. Отсюда — большая кинематографичность сегодняшней мультипликации, более активное и разнообразное использование ракурсов, смены планов, монтажа, ретроспекций, света.
Принцип точно характеризуемого пространства в той или иной мере был использован и в более ранних фильмах Андрея Хржановского: "Жил-был Козявин" (1966), где герой в своем неуклонном движении огибал земной шар; "В мире басен" (1973), где воспроизводилась атмосфера музея и комической оперы, и даже в микрофильме "Шкаф" (1971), с его максимально лаконичным, замкнутым, лишенным воздуха интерьером.
Высокая изобразительная культура и умение искусно сочетать различные компоненты, составляющие многообразную партитуру мультфильма, привели в последнее время Хржановского к более тесной гармонии интеллектуального и эмоционального, дали возможность раздвинуть пространство мультфильма. Речь идет о пушкинской теме в фильмах режиссера и о его трилогии, посвященной жизни и творчеству поэта.
Мир Пушкина — в нем Гоголь видел прообраз творческой личности будущего, "русского человека в его развитии, каким он, может быть, явится через двести лет", — неудержимо притягивал к себе режиссера, подсказывал новые пластические решения. Хржановский стремится прочесть жизнь и творчество поэта с помощью его собственных рисунков. И тут "раздвинутое пространство" мультфильма оказалось в состоянии сопоставить словесно-поэтическое и визуальное.
Центральным и, пожалуй, самым удачным эпизодом трилогии, своего рода "фильмом в фильме" стала сцена "Поэт и царь" — иронический диалог, основанный на наброске "Воображаемого разговора с Александром I" (декабрь 1824 г.), мастерски прочитанный Сергеем Юрским. Для изобразительного решения этого эпизода использован всего один рисунок — шутливый эскиз автопортрета, сделанный поэтом в том же году. И фильм воочию показывает — это доступно только мультипликации, — как Пушкин представляет себя императором. Сцена разыграна художником-мультипликатором (эту сложную задачу взял на себя Юрий Норштейн) с такой виртуозностью, что кажется — этих рисунков множество. Возникает ощущение совершенно нового видения, какого-то особого общения с живой, неповторимой личностью Пушкина, непосредственного соприкосновения с движениями его души, с процессом рождения его мысли, словно происходящими вновь, в эту минуту, на наших глазах. Столь же значителен и другой иронический эпизод, "Поэт и светская чернь", также анимированный Юрием Норштейном.
Рисунки Пушкина и даже его почерк, увиденный и укрупненный экраном, выразительные "борозды" его черновиков, тоже столь пластичные, что в одном из эпизодов движением строк удается передать косую сетку дождя, настроение грусти и одиночества, охватившее поэта; лаконичные натурные кадры прославленных мест, где он жил; лица его друзей и, в частности, известный силуэтный набросок, посвященный казненным декабристам; зарисовки, связанные с характером персонажей, с уточнением всегда безукоризненно четкого в последнем решении поэтического видения; наконец, знаменитые женские головки, возникающие на полях рукописи… Все это, включенное в единый художественный строй трилогии, переплетаясь со стихами поэта, создает реальный, вещественный образ пушкинского мира.