Пит читает вслух новую книгу, которую получил на этой неделе, с ногами усевшись в кресле, а я сижу напротив и, честное слово, стараюсь вникать в смысл слов. Он читает очень хорошо: с выражением и почти не запинается, облизывая палец, когда переворачивает страницу, и я больше слежу за движением его руки, чем за сюжетом, в результате чего вскоре засыпаю. А когда открываю глаза, солнце уже не светит так ярко, а Пит прочел больше половины книги без меня.
— Сколько я спала? — потягиваюсь, пытаясь разлепить глаза и понять, в каком вообще виде находятся мои волосы и я в целом.
— Часа четыре или немного дольше. Я не стал будить, ты выглядела очень спокойной.
Киваю, отчего-то заливаясь румянцем при мысли, что Пит смотрел, как я сплю. Остается только надеяться, что я не храпела и не пускала слюни, но сдается мне, это все равно было бы не самым худшим зрелищем в его жизни. В итоге мы перемещаемся на крыльцо, прихватив с собой лимонад, и просто молчим, прислонившись спиной к перилам и поджав коленки так, чтобы между нашими ступнями оставалось немного пространства.
— Расскажешь, что я пропустила в книге? — спрашиваю я, и Пит смеется.
— Ты заснула через тридцать страниц от начала, Китнисс. Если хочешь, могу оставить ее тебе, у меня есть еще.
— Мне больше нравится слушать. Ты очень интересно читаешь, — признаюсь я, отмечая довольную ухмылку Пита.
— Видимо, не очень-то интересно, — хмыкает он, немного наклонив голову. — Но я могу попробовать еще раз, если обещаешь не отрубиться через десять минут.
И я обещаю, только чтобы Пит остался после ужина, но все равно засыпаю практически мгновенно, и просыпаюсь от того, что он легко дотрагивается до моего плеча и предлагает помочь дойти до кровати, чтобы снова не спать на узком диване. Сквозь дремоту мне кажется, что он останется, но это не так, потому что, как только я удобно укладываюсь, уткнувшись носом в подушку, входная дверь тихонько хлопает, а я разочарованно вздыхаю.
За завтраком Пит шутит, что нашел способ как мгновенно меня вырубить, и я наигранно закатываю глаза, делая вид, что его самодовольная улыбка меня бесит, хотя внутри искренне надеюсь, что теперь он будет оставаться почаще.
К счастью, в этот раз я оказываюсь права. Он читает мне почти каждый вечер, за исключением тех дней, когда после работы в пекарне у нас совсем не остается сил, и однажды я даже держусь рекордный час, прежде чем уснуть. Омрачают наши книжные посиделки только приступы, которые по ночам мучают Пита, как он и говорил, гораздо чаще. Я застаю только несколько (потому что большую часть времени сплю), но даже этого хватает, чтобы оставшуюся ночь лежать без сна, бесконечно прокручивая в голове тонны мыслей. Однажды я делаю попытку приблизиться, но Пит выставляет вперед руку, удерживая меня за плечо, и еле слышно шепчет: «Пожалуйста, не надо», поэтому приходится послушно отстраниться.
К концу августа жара настолько нарастает, что становится совсем невозможно пребывать на улице, не заполучив солнечных ожогов, и мы с Питом бойкотируем стройку два дня подряд, не представляя, как добираться до города и работать в такую погоду. Утром третьего дня нашего безделья мне в голову приходит гениальная мысль — отправиться всем вместе к озеру в лесу, чтобы хоть немного охладиться. Но Хеймитч сразу же отказывается, заявив, что в жизни туда не сунется, а Сэй переживает, что это слишком далеко и для нее, и для внучки. Пит долго думает, но все же соглашается, и мне приходится максимально незаметно подать знак вмиг встревожившемуся ментору, что все в порядке. Пока сосед собирает нам в корзинку продукты и воду, я просто не могу поверить своему везению и пытаюсь не улыбаться во все зубы, хотя получается явно не очень.
И только разминувшись с Сальной Сэй на одной из полузаконченных улиц, меня тоже начинает охватывать легкое волнение. Смотрю на сосредоточенного Пита, шагающего по луговине, и задаюсь вопросом: «Чего я вообще жду от этого дня?». Осознание приходит не сразу, а когда это случается, то я очень удивляюсь сама себе, ведь на самом деле ничего не жду. Мне просто хочется провести время вместе с Питом, показать ему наше с отцом место, возможно, уговорить поплавать. И этого вполне достаточно, чтобы день мог считаться идеальным.
Конечно, мысли о чем-то большем посещают меня все чаще. Иногда, когда мы дурачимся в пекарне или идем вместе домой, случайно соприкасаясь плечами, я неосознанно представляю, как это крошечное расстояние в несколько шагов сократится до миллиметров, а потом и вовсе исчезнет, будто мы магниты, которые просто очень долго отрицали притяжение. Такие глупые, упрямые и ничего не понимающие магниты.
Но, к сожалению, ничего не происходит.
И хотя наша дружба — лучшее, что случилось со мной за последние годы, для себя я четко понимаю, что давно готова шагнуть хоть немного дальше. Но для этого нужна такая же готовность и с другой стороны, а тут уже начинаются сложности. Пит все меньше аккуратничает и опасается, но все его действия сугубо дружеские. Он почти не проявляет инициативы для сближения, и почти все весомые шаги в наших новых отношениях сделала я, а ему оставалось только согласиться или отказаться, поэтому в голове у меня формируется четкое понимание того, что следующий шаг должен быть именно со стороны Пита. Уж не знаю, насколько хватит моего терпения, но пока его хватает — я молча жду и довольствуюсь тем, что есть. И, если честно, это уже гораздо больше, чем мне когда-то казалось возможным.
Мы не спеша идем сквозь лесную прохладу, укрытые от палящего солнца пышной кроной деревьев, но, когда добредаем до озера, я все равно еле перебираю ногами. Пит с блеском в глазах рассматривает открывшуюся перед ним водную гладь и лучезарно улыбается, повернувшись в мою сторону. И отчего-то мне кажется бесконечно важным, чтобы в этом месте ему понравилось, будто оно является частью меня, что, если подумать, так и есть. Мне хочется, чтобы он полюбил озеро также сильно, как люблю я, так что наблюдать за его впечатленным выражением лица сейчас особенно приятно.
Быстро разбив лагерь, мы разуваемся и заходим по щиколотку в прохладную воду. Облегченно вздыхаю, позволяя песку и глине просочиться сквозь пальцы и медленно поглощать мои ступни.
— Почему ты раньше не предлагала сюда прийти? — блаженно зажмурившись, спрашивает Пит.
— Это озеро было нашим с отцом тайным местом, — пожимаю плечами, шагнув еще немного глубже. — Так что я никому про него рассказывала.
Пит молча кивает, а я раздумываю над тем, не слишком ли это прозвучало высокопарно. Не хотелось бы, чтобы он подумал, будто я не рада разделить с ним свои детские воспоминания и подпустить еще немного ближе. Но, кажется, такие мысли его не посещают.
— Ну, оно и дальше будет твоим тайным местом, если хочешь. Можешь не волноваться. Я все равно никогда не найду сюда дорогу сам, — шутит он, но через несколько минут со всей серьезностью поворачивается и говорит: «Спасибо».
И я понимаю, что это «спасибо» вовсе не за то, что я сопроводила его и не дала заблудиться. Теперь я окончательно чувствую облегчение, ведь в этом дорогом для меня месте находится дорогой для меня человек, который благодарен за то, что я его сюда впустила. И как удивительно теперь вспоминать, в каком состоянии я находилась здесь в прошлый раз, и как все изменилось теперь.
Со стороны может показаться, что мы все время топчемся на одном месте, но на самом деле изменилось все. Изменилась я, изменился Пит, и между нами наконец-то появилось что-то стабильное, не позволяющее каждый раз волноваться о том, что после очередной ссоры или приступа наши пути разойдутся навсегда. Наверное, мы никогда не были так близки раньше, даже когда целовались по сто раз за день на камеру, потому что все, что есть у нас теперь — целиком и полностью настоящее, выстраданное и желанное с двух сторон. Жаль только без поцелуев…