Пит привычно вздрагивает и съёживается, а потом тихо бормочет:
— Лучше так не делать.
— Ладно, — отвечаю я, но и не думаю отодвигаться хотя бы на сантиметр. Пит хмыкает, расслабляя плечи, и поворачивает ко мне лицом. — Все в порядке?
— Нет, — выдыхает он, отодвигаясь назад на пару шагов. — Совершенно не в порядке.
Видеть Пита таким очень больно, и к этому точно нельзя привыкнуть. Это выбивает из колеи и решает дара речи именно тогда, когда правильные слова так чертовски нужны. Чувствую себя совершенно бесполезной, топчась на месте в метре от человека, которому хочу, но никак не могу помочь.
— Пит… — только и выдавливаю я, не способная на большее.
Он поднимает глаза, зрачки в которых до сих пор занимают слишком много места на голубой радужке, контрастно выделяясь на его светлом лице, и ждет, что я скажу что-то еще, а, когда не дожидается, отводит взгляд.
— И так будет всегда, Китнисс, — холодным тоном говорит он. — Буквально в любой момент времени, вне зависимости от того, где и я и что делаю.
— Зачем ты это сейчас говоришь?
— Я уже говорил тебе. Просто хочу, чтобы мы оба понимали, что происходит.
Преодолеваю этот бесполезный метр между нами, вынуждая Пита поднять голову и снова встретиться глазами.
— И я уже ответила тебе, что понимаю.
Он неуверенно кивает и берет меня за руку.
— Хорошо.
— Хорошо, — повторяю я.
Из двери пекарни показывается Хеймитч и медленно направляется к нам.
— Лучше нам поторопиться домой, если не хотим попасть под ливень, — буднично говорит он, будто и не было вовсе утренней ссоры, напряженного молчания и приступа под конец дня. Это одновременно раздражает и радует, но сейчас лучше не накалять обстановку дополнительно, так что я просто киваю, разглядывая серое небо.
Мы успеваем добраться до Деревни, прежде чем крупные капли дождя начинают стучать по иссохшей от жары земле. Хеймитч направляется прямиком к себе, объясняя это тем, что никакой ужин не стоит того, чтобы после промокнуть до нитки, а мы с Питом так и стоим посреди дороги, молча глазея ментору вслед.
Мне бы хотелось, чтобы этот день закончился под тихое чтение Пита на моем диване, но отчего-то внутри рождаются сомнения, хочет ли этого он. То ли причина в отстраненном взгляде, то ли в напряженных плечах и поникшей голове, то ли в моей полной неспособности складно подбирать слова в трудные минуты, но эти сомнения уже неприятно пожирают изнутри, а задать вопрос прямо не хватает смелости, потому что очень страшно узнать ответ.
Капли уже успевают оставить на одежде мокрые пятна, когда со стороны дома Пита слышится телефонный звонок, и мы оба синхронно оборачиваемся на звук.
— Как думаешь, Хеймитч уже мог успеть настучать Аврелию? — спрашиваю я, оценивая, сколько минут назад он дошел до дома.
— Не уверен, — пожимает плечами Пит. — Давай узнаем?
Киваю, охотно принимая этот вопрос за приглашение, даже если он таковым не является, и следую за Питом, останавливаясь у лестницы на второй этаж, пока он бежит наверх. В доме все выглядит так же, как и в прошлый раз, отчего возникает ощущение, будто он здесь даже не живет. Хотя, если подумать, то примерно так и есть, ведь целыми днями мы либо на стройке, либо у меня дома, а сюда Пит приходит только на ночь.
Позволяю мысли о том, как здорово бы было, чтобы он не возвращался сюда даже на ночь, завладеть собой всего на секунду, прежде чем вернуться в реальность, в которой нам предстоит много с чем разобраться.
— Китнисс, это Энни, — кричит Пит со второго этажа. — Можешь не бояться праведного гнева моего мозгоправа, — улыбаюсь, мысленно принося извинения Хеймитчу, про которого подумала в первую очередь. — Хочешь поздороваться? — добавляет он, и я поднимаюсь на второй этаж, направляясь к спальне, в которой не была с того самого дня, когда он вернулся из Капитолия и закрасил все свои холсты черной краской.
Пит протягивает мне трубку, и я подношу ее к уху, присаживаясь на ручку кресла, пока он отходит к комоду, начиная перебирать там футболки, и бросает мне одну, взамен моей, перепачканной строительной пылью.
— Привет, Энни.
— Просто скажи мне «да», если все так, как я думаю, — заговорщически шепчет она, и я тихонько прыскаю от смеха.
— Вроде того. Но лучше скажи, как у тебя дела?
— Живот на месте, я похожа на шар, а тебе пора, Китнисс! — смеется она. — Хорошего вечера, и позвони мне, как только сможешь.
Открываю рот, чтобы что-то сказать, но уже слышу гудки в ответ.
«Ах, Энни, если бы все было так чудесно, как это тебе представляется…» — думаю я, натягивая новую футболку, пахнущую порошком и отдаленно её владельцем и разглядывая капли на стекле. Через него отлично видно окно моей спальни, а чуть выше и окно чердака, сквозь которое я столько времени наблюдала за Питом, словно воришка. Если подумать, то путь от того окна до этого занял почти полгода, сотни бессонных ночей и литры выплаканных слез, но главное, что все было не зря.
Выхожу в коридор и слышу, как на кухне Пит гремит посудой, так что направляюсь туда. Он удивляется, что мы так быстро договорили, и приходится соврать, что у Энни появились какие-то срочные дела, на что Пит вопросительно поднимает бровь и усмехается:
— Ну да, дела…
Делаю вид, что совершенно не понимаю, о чем он говорит, и сажусь за стол, наблюдая за тем, как передо мной появляются две кружки чая и две тарелки: одна с печеньем, вторая с сырными булочками.
— Это наш ужин?
— У меня больше ничего нет, — он пожимает плечами, усаживаясь напротив. — Если ты не заметила, то мы всегда едим у тебя. Да и вообще, не помню, чтобы ты имела что-то против булок.
— Попроси в следующий раз у доктора Аврелия книгу о нормальном питании.
— Обязательно, — ухмыляется он, потирая виски.
— Ты как, в порядке? — повторяю я тот же вопрос, что и полчаса назад, но в этот раз Пит реагирует спокойнее и просто кивает, сообщая, что это всего лишь головная боль, которая пройдет сама.
Предлагаю в таком случае лечь спать пораньше и уже планирую уходить, когда Пит перехватывает мою руку и притягивает поближе.
— Останься, — говорит он, и мое сердце радостно сжимается. — Ну, то есть, если хочешь, конечно. Там же дождь и…
— Пит, — перебиваю его я. — Я останусь. Спасибо.
Его реакция одновременно умиляет и удивляет, потому что по последним нескольким месяцам, кажется, очевидно, что от подобного предложения я ни за что не откажусь. Но Пит упорно продолжает считать себя каким-то прокаженным или вроде того, отчего, впрочем, кажется еще более милым, чем обычно, хоть это и совершенно необъективно.
Мы устраиваемся на диване с очередной книгой, и на этот раз я забираюсь с ногами, укладывая голову на плечо Пита, и начинаю засыпать уже через несколько страниц. Кажется, он читает что-то про космос и далекие планеты, так что в полудреме мне представляется, как я парю в невесомости.
Не знаю, сколько проходит времени, но, когда я открываю глаза, раскрытая книжка лежит у Пита на коленях, а сам он задумчиво смотрит в окно на порывистые потоки воды, барабанящие по стеклу.
— О чем думаешь? — спрашиваю я больше машинально, чем из любопытства. Пит вздрагивает, выпадая из своих размышлений, и начинает всерьез раздумывать над ответом. — Можешь не говорить, если не хочешь, — добавляю я, заметив растущее напряжение на его лице, но он все-таки отвечает, снова отвернувшись к окну.