— Да? — Хеймитч наигранно поднимает бровь и наклоняет голову. — Тогда ждем Пита и идем в пекарню как обычно?
Если честно, я понятия не имею, в каком состоянии сейчас Пит, и захочет ли он видеть меня сегодня, поэтому просто молчу вместо ответа, и через какое-то время ментор многозначительно вздыхает, резко опуская кружку на стол. Вздрагиваю и поднимаю на него глаза, встречаясь с тем, что никак не ожидаю увидеть.
Налет самоуверенности и острого сарказма на его лице сменяется простым человеческим волнением и… чем-то, что я не могу понять наверняка, но уже много раз замечала раньше. Кажется, так выглядит желание помочь и одновременный страх из-за возможной неудачи.
— Мы должны быть одной командой, Китнисс, — говорит он, не отводя глаз. — Вы должны доверять мне, а я вам. Иначе ничего не выйдет.
И я знаю, что он прав.
Знаю, что, благодаря своему таланту замечать детали, систематизировать и превращать все действия в четкие планы, Хеймитч способен не только вытащить своих трибутов из безнадежной ситуации, но и совершить тысячи других невероятных вещей. Например, вернуть Пита, как он уже сделал это всего полгода назад. Именно поэтому, стиснув зубы, я начинаю говорить.
— Он хочет, чтобы я рассказала ему про Игры… ну, знаешь, про нас с ним на Играх и, наверное, после.
— Ясно, — выдыхает он, потирая переносицу, а я просто благодарна за то, что не приходится объяснять, почему это вообще проблема. — Я ожидал, что это произойдет, потому что он был слишком уж отстраненным и спокойным каждый раз, когда мы этого касались. Знаешь, я думаю, что они хорошенько поработали над его воспоминаниями именно благодаря записям с Игр. И… да. Ладно. Я поговорю с ним.
Борюсь с секундным желанием поспорить и сказать, что мы разберемся сами, потому что, во-первых, Хеймитч сейчас не выглядит как человек, с которым я бы хотела спорить, а во-вторых, потому что прекрасно понимаю, что он может оказаться гораздо лучше меня в том, чтобы подобрать необходимые для Пита слова. Киваю, но ментору не требуется мое согласие, потому что он и без этого уже начинает вставать из-за стола.
— Надеюсь, ты не собираешься сидеть дома весь день и жалеть себя, солнышко, — бросает он, выходя из кухни. — Пекарня сама себя не построит.
И сначала мне кажется, что будет не очень уместно отправиться туда одной после сегодняшней ночи, но потом я все же решаю, что это какой-то детский и необоснованный страх. Даже Хеймитч молча работал вчера весь день, хоть и наорал на нас незадолго до этого и был чертовски зол. Так что уже через час я стою в пекарне с кистью и краской, слушая рассказ мужчины из Третьего Дистрикта, Рика, помогающего с установкой печей, о том, как он вообще оказался в наших краях.
К обеду к нам присоединяется Хеймитч. Он бросает мне быструю улыбку, прежде чем приступить к работе, и я трактую ее как добрый знак, но не хочу ничего уточнять вслух, пока мы не одни. Я уверена, что он нашел бы способ также невербально сообщить, что все плохо, если бы это было так, так что немного выдыхаю. Пит появляется только вечером и извиняется, что пропустил целый день, объясняя это ночной бессонницей и головной болью.
— Наверное, из-за дождя, — спокойно пожимает плечами Рик. — Моя жена тоже проворочалась полночи.
— Как и Китнисс, — добавляет Хеймитч, благодаря чему Пит наконец-то переводит на меня взгляд, слегка поджав губы. Я пытаюсь выдавить хоть какую-нибудь улыбку, но никак не могу, пока на заднем фоне мужчины уже принимаются обсуждать подкрадывающуюся осень.
Мы стоим и смотрим друг на друга в разных концах здания, что немного неловко, на самом деле, но отвести взгляд было бы еще более странно. Пит кивком указывает мне дверь и выходит, а я иду следом.
— Хочешь пройтись? — говорит он, уже начиная шагать вперед по улице, так что остается только пристроиться рядом, сохраняя немного пространства между нашими плечами.
Мы идем молча, озираясь вокруг на совершенно новые и восстановленные здания по той самой дороге, вид которой довел меня до многочасовой истерики когда-то в прошлом.
Тогда все здесь было усыпано останками, костями и пеплом, и я точно не могла представить себе этот новый мир, старательно воссоздаваемый выжившими со всей страны. Теперь люди вокруг выглядят вполне обычно, живут своими жизнями, тяжело трудятся и переговариваются друг с другом. Здесь и там раздается смех, мимо проносятся дети, приятно пахнет едой.
Интересно, удалось ли этим людям восстановить мир и покой в своих душах также быстро, как отстроить здания и улицы? Нам вот с Питом явно не удалось. Глубоко внутри я до сих пор чувствую себя искалеченной, будто от взрыва бомбы, и пока что даже не смею надеяться на то, что когда-нибудь до конца излечусь.
Думаю, нам обоим это едва ли светит.
Когда мы доходим до центральной площади, я замечаю Сэй в толпе людей, разгружающих деревянные коробки с провизией, и машу ей рукой, а она радостно приветствует нас в ответ.
— Будет праздник, — наконец говорит Пит, указывая на огромное количество ящиков из Капитолия. — Через пару недель. Жатва.
Резко оборачиваюсь на него, широко раскрыв глаза, но потом смысл все-таки до меня доходит. В это время уже семьдесят пять лет подряд проходила Жатва.
Но только не в этот раз. И, надеюсь, никогда больше.
— Теперь это будет День памяти, — добавляет он. — Мэр приглашал нас выступить с речью, но Хеймитч отказался за всех троих.
Мысленно благодарю ментора за то, что мне даже не пришлось вдаваться в подробности этого приглашения и, очевидно, искать объяснения для отказа.
— Два официально сумасшедших победителя и один алкоголик. Не самая лучшая идея мэра.
— Он хороший человек, — говорит Пит, криво улыбнувшись. — И немного твой фанат.
Издаю звук, одновременно удивленный и возмущенный, испытывая странное смущение. Вот уж к чему я никогда не привыкну, так это к подобной известности. После первых Игр нас иногда узнавали в городе, но в основном люди были настолько заняты заботой о собственном выживании, что не обращали никакого излишнего внимания. Но теперь не стоит даже надеяться, что хоть одному человеку в стране не знакомы наши лица, только недавно постоянно мелькавшие на всех экранах.
— Судя по всему, и твой тоже. Иначе как еще объяснить, что пекарня почти достроена, а школа и Дом Правосудия нет?
— Может, он просто считает, что после всего случившегося детям будет полезнее немного продлить каникулы и иметь возможность приобрести свежее печенье, чем сидеть за партой?
Улыбаюсь, чувствуя, как градус напряжения постепенно снижается, и бросаю несколько быстрых взглядов на Пита, который неторопливо бредет по улице, смотря себе под ноги.
После вчерашнего дождя кое-где виднеются небольшие лужи, практически испарившиеся за день. Сегодня впервые за много дней подряд нет изнуряющей жары, поэтому можно идти по городу так долго, как нам захочется, не обливаясь при этом потом.
Мы доходим до здания будущей больницы в конце улицы, когда Пит останавливается и набирает в грудь воздуха, выглядя при этом совершенно растерянно, и я тоже моментально подхватываю волнение. Он молчит слишком долго, чтобы можно было продолжать спокойно стоять напротив, и я даже не замечаю, как слова начинают литься из моего рта.
— Пит, я знаю, что не должна была так говорить. Конечно же, это никакой не шанс. Это ужасно, и я бы все отдала, чтобы с тобой не случилось всего этого, но… Это уже случилось, так что я обещаю, что постараюсь дать тебе ответы на любые вопросы, какими бы сложными они ни были. Ты имеешь право знать свое прошлое, и это эгоистично с моей стороны выбирать за тебя, что помнить, а что нет.