Утром я чувствую себя старым ржавым куском железа, со скрипом выползая из кровати, услышав возню на кухне. Сэй, как в старые добрые времена, занимается завтраком, тихонько напевая знакомый мотив, и охает, когда замечает меня на лестнице. Удивление на лице сменяется внимательным прищуром, а потом открытым беспокойством.
Когда я добираюсь до стола, передо мной мгновенно материализуется кружка с чаем и тарелка горячей каши с яблоком, а в руку опускается ложка. Сил хватает только на то, чтобы улыбнуться женщине в ответ на заботу, но, кажется, вместо этого выходит измученная гримаса, что только ухудшает положение.
Сэй садится напротив и молча наблюдает за тем, как я технично переношу порции каши из тарелки в свой рот, и начинает говорить только тогда, когда мне удается проглотить последнюю ложку.
— Китнисс, тебе нужно как следует выспаться, — только и замечает она, хотя я ожидаю как минимум привычные комментарии об отвратительном внешнем виде, которыми меня ежедневно радует ментор.
— Это гораздо сложнее, чем кажется, — пожимаю плечами, обхватывая руками кружку, и придвигаю ее ближе к себе.
Женщина грустно вздыхает и несколько раз в нерешительности открывает и закрывает рот, подбирая и обдумывая слова.
— Тебя что-то тревожит? — наконец осторожно спрашивает она, и я снова только пожимаю плечами. — Ты можешь рассказать, если хочешь. Мне или Хеймитчу. Или даже этому вашему столичному врачу. Любой из нас с радостью попытался бы тебе помочь, дорогая.
— Я знаю, — только и отвечаю я, возможно, слишком резко, но от ее слов отчего-то снова начинают жечь уголки глаз, что становится слишком опасным в нынешнем состоянии. — Я в порядке. Это просто обычная бессонница.
— Какая-то заразная бессонница, раз она у вас с Питом одна на двоих, — тихо бормочет она, поднимаясь со своего места и возвращаясь к плите, попутно захватывая мою пустую тарелку.
И поскольку мне совершенно не хочется продолжать этот разговор, я начинаю гипнотизировать жидкость в стакане, прилагая все усилия, чтобы выглядеть полностью сосредоточенной до тех самых пор, пока на пороге не появляются Хеймитч с Питом.
Хеймитч сразу же начинает петь хвалебные оды стряпне Сэй, которая, по его словам, буквально призвана вернуть его с того света после вчерашнего бурного вечера, а Пит мягко дотрагивается до моего плеча вместо приветствия. Я поднимаю голову и встречаюсь с ясными голубыми глазами, напоминающими чистое бескрайнее небо и улыбаюсь, надеясь, что в этот раз получится верно передать желаемую эмоцию.
Пит тоже выглядит слегка потрепанным, но не сильнее, чем после обычной бессонной ночи, а вот я, судя по настороженным взглядам окружающих, всем своим видом отражаю тот кавардак, которой происходит у меня внутри. Наверное, поэтому в какой-то момент мне просто хочется утечь под стол и спрятаться от всех, включая саму себя, только бы не быть настолько открытой книгой для считывания эмоций.
Не знаю, чувствует ли Пит, насколько мне становится некомфортно, или это происходит случайно, но он подбирает идеальный момент для того, чтобы переплести под столом наши пальцы, благодаря чему мне удается сфокусировать все свои ощущения на этих нескольких точках соприкосновения и немного прийти в себя.
Когда все заканчивают со своими порциями еды и начинают собираться в город, ментор интересуется, не хочу ли я остаться дома и попробовать выспаться.
— В таком состоянии от тебя пользы, как от козла молока. Придется весь день следить, чтобы ты не пришибла себя или кого-нибудь другого молотком, — буквально говорит он, что в переводе с хеймитческого означает «я волнуюсь, хоть и предпочитаю вести себя, как сволочь», но посыл все равно понятен.
Только вот мне совершенно не хочется оставаться в одиночестве со своими мыслями, которые наверняка не отпустят ни во сне, ни наяву, но Пит с энтузиазмом поддерживает эту идею.
— Тебе правда лучше остаться дома, — спокойно говорит он, стоя чуть ближе, чем принято стоять в обществе других людей, но гораздо дальше, чем хотелось бы мне. — Выспись и приходи, если захочешь. А если нет — увидимся за ужином.
— Ты тоже не спал толком, — продолжаю спорить уже скорее автоматически, чем из реального желания кого-то переубедить.
— Я себя отлично чувствую, Китнисс.
— Я тоже! — Пит закатывает глаза, а на заднем фоне слышится смешок и неразборчивое бурчание Хеймитча. — Ладно, может быть, не совсем отлично, но я все равно могу помочь.
— Тогда поспи пару часов и приходи, — улыбается Пит, подступая еще ближе, и я уже начинаю чувствовать тепло его кожи и будто в замедленной съемке наблюдаю за движением светлых ресниц и такой знакомой мимикой. Кажется, у меня есть все шансы в скором времени наизусть выучить расположение каждой веснушки, и я этими шансами точно воспользуюсь.
Совершенно не контролируя свой порыв, тянусь вперед, соединяя наши губы в мягком поцелуе. Пит сразу же отвечает, наклонив голову и продолжая улыбаться.
— Вот теперь точно отлично, — шепчу я, слегка отстранившись.
Позади раздается наигранный кашель, и только тогда я вспоминаю, что мы тут вообще-то не одни.
— Не хочу вам мешать, но все же напомню, что совсем недавно Пит принял на работу половину дистрикта, и все эти люди очень ждут его указаний, — в своей любимой манере поучает ментор, и я смущенно отступаю на пару шагов назад.
— Какой же ты зануда, — парирует Пит, прежде чем пойти к выходу, на прощание одарив меня совершенно лучезарной улыбкой.
Дойдя до постели и послушно в нее уложившись, я ловлю себя на мысли, что уже смутно помню, отчего чувствовала себя настолько плохо всего час назад. Нет, конечно, я все еще хочу спать и ощущаю разбитость каждой клеточкой тела, но все это настолько неважно, что не стоит и думать.
С этими мыслями я закрываю глаза, а в следующий миг просыпаюсь от шелеста в углу комнаты и в панике подрываюсь на ноги, уже начиная осматриваться на предмет того, что можно использовать в качестве оружия.
Прежде чем мозгу удается обработать информацию, проходят долгие три секунды, в течение которых я понимаю, что обороняться решила подушкой, зажатой в одной руке, и пустым стаканом с прикроватной тумбочки в другой.
Пит сидит в кресле, подняв руки, держа в одной из них книгу. Судя по позе, еще совсем недавно (до того, как своим пробуждением я довела нас до сердечного приступа) он чувствовал себя вполне комфортно и расслабленно.
— Это я, — говорит он, все еще удивленно пялясь на меня и не шевелясь.
Еще пара секунд требуется на то, чтобы избавиться от своего «вооружения», осмотреться по сторонам и сделать несколько судорожных вздохов.
— Ты меня напугал, — бормочу я, будто это и так не понятно, и Пит принимает раскаивающийся вид.
— Извини, — говорит он, оставляя книгу в кресле, и направляется ко мне, протягивая руку, которую я охотно хватаю обеими своими. — Я пытался тебя разбудить, но ты спала очень крепко.
У меня из груди вырывается смешок. Это просто невозможно.
— Я проснулась из-за шелеста страниц, значит, не так уж и крепко.
— Китнисс, я сижу здесь уже больше часа, так что поверь мне — ты проснулась не из-за шелеста страниц, а просто из-за того, что выспалась.
— Выспалась, — повторяю я с легкой иронией, но вдруг сама понимаю, что и впрямь чувствую себя удивительно бодрой и отдохнувшей. Конечно, причиной этому может быть и адреналин от пробуждения, но что-то мне подсказывает, что это не совсем так. — Сколько я спала? Уже вечер? — перевожу взгляд на окно, но на улице все еще светло. — Почему ты здесь, а не в пекарне?