Одним утром я до смерти пугаюсь, когда дотрагиваюсь ногой до чего-то мягкого и пушистого в своей кровати, а когда вскакиваю, путаясь в одеяле, то понимаю, что это всего лишь недовольный подобным пробуждением Лютик. Не знаю, откуда кот узнает о моем новом месте обитания, ведь я ежедневно оставляю ему в своем доме еду, миску с водой и открытую форточку на кухне, но с того дня мы живем втроем. И я даже не удивляюсь, когда через пару ночей обнаруживаю его в кровати Пита, развалившегося на большей её половине.
Становится завидно, ведь мне дорога в его постель все еще закрыта, так что я сразу же решаю поднять этот вопрос на повестку дня. Пит хмурится и в сотый раз повторяет, что это плохая идея, однако вечером дольше обычного задерживается в моей комнате, читая очередную историю про какое-то древнее сражение, а утром я первым делом чувствую тяжесть руки вокруг своей талии.
Этой ночью я впервые высыпаюсь настолько, что даже вызываюсь приготовить завтрак на нашу большую компанию, а улыбку на все лицо объясняю Хеймитчу завтрашним открытием пекарни. Впрочем, отчасти так и есть, ведь это настоящее событие, от которого даже у меня по спине бегут мурашки, а Пит вообще выглядит так, словно ему предстоит возглавить целое государство, а не маленькое семейное заведение.
День в пекарне проходит настолько быстро, что я не успеваю опомниться, как все, кроме нас с Питом, медленно расходятся по домам, обещая завтра прийти пораньше и всё подготовить. Вроде бы, никаких глобальных дел не остается, волноваться не о чем, но Пит мечется из угла в угол, беспокойно хватаясь за все и сразу, из-за чего чуть не роняет огромный противень с печеньями, а потом дважды за пять минут спотыкается об ножку одного и того же стула. Время на часах указывает на то, что уже давно за полночь, и нам обоим нужно хотя бы попробовать выспаться, так что я перехватываю его во время очередного забега в сторону печей, переплетая наши пальцы.
— Пит, успокойся, все пройдет отлично.
— Ничего не готово, — бормочет он, но руку не отнимает, так что я притягиваю его поближе и целую. Изначально поцелуй планируется мягким и поддерживающим, но отчего-то почти сразу становится мокрым и требовательным. — Так ты меня не успокоишь, — шепчет он прямо мне в губы, немного отстранившись.
— Может быть, хотя бы отвлеку.
Уж не знаю, причиной тому является наше общее нервное напряжение или какая-то удивительная атмосфера этого места, в которое мы вложили всю душу, но отвлечь получается очень быстро. Пит запускает пальцы в мои волосы, проводит по шее и ключицам, настойчиво целуя, а я чувствую, как плавлюсь и одновременно разгораюсь под этими прикосновениями. Воспоминания о прошлом подобном вечере еще слишком свежи, мы будто поставили время за паузу, а сейчас возвращаемся к тому моменту, на котором остановились.
— Надо закрыть дверь, — шепчу я и тяну нас назад к выходу, а потом вздрагиваю, когда касаюсь лопатками прохладного стекла. Прикосновение действует отрезвляюще, и следующая мысль заставляет меня сделать то, что я бы ни за что не сделала при других обстоятельствах. Я прошу Пита остановиться. — Сейчас не самое подходящее время, — объясняю я скорее себе, чем ему. — Вдруг приступ? Мы завтра без тебя никак не справимся.
— Да, — выдыхает он, прижимаясь своим лбом к моему и глубоко дыша. — Ты права.
К счастью, этим эпизодом я хотя бы добиваюсь своего — Пит соглашается, что лучше нам немного отдохнуть и вернуться рано утром, чтобы закончить последние приготовления.
Ночь выдается совершенно беспокойной. Я быстро засыпаю в своей кровати от ужасной усталости, резко навалившейся, стоило только переступить порог дома, но уже через час просыпаюсь от шума в соседней комнате — Питу снится кошмар. Бужу его и, воспользовавшись моментом, остаюсь в постели, безопасно расположившись на другой половине кровати. Впрочем, когда я подрываюсь уже от своего кошмара, то нахожусь в крепких объятиях, а Пит сквозь сон шепчет мне что-то неразборчивое.
Просыпаюсь еще до рассвета и замечаю, что в кровати пусто, так что спускаюсь вниз и обнаруживаю, что кухня превращена в цех по заготовкам, а Пит, с ног до головы в муке, дремлет прямо за столом, облокотившись на свою руку. Картина вызывает у меня искреннюю улыбку, и я долго не решаюсь спускаться, пытаясь запомнить ее в мельчайших подробностях.
Разбудить виновника погрома все же приходится, и он испуганно подлетает проверять пироги в духовке, которые оказываются в полном порядке.
— Ты бы проснулся от этого жуткого таймера. Поверь мне, он и мертвого из могилы поднимет, — шучу я, но по напряженному выражению лица Пита понимаю, что сегодня ему снова не до шуток.