— Сколько время? — хрипло бормочет он, даже не открывая глаз. Молча утыкаюсь носом ему в ключицу, уже жалея, что нарушила идиллию, и надеясь продлить ее еще хотя бы на пять минут. — Щекотно. У меня по всей спине мурашки.
Пит ёжится, а я поднимаюсь носом выше по шее к впадинке за ухом и нежно дотрагиваюсь губами, добиваясь глубокого вздоха. Он подтягивает пальцами мой подбородок и целует сладко и медленно, так что мое сердце замирает, желая растянуть момент.
Невинный поцелуй совсем скоро становится глубже и настойчивее, дыхание сбивается, а влажные дорожки холодят шею и плечи. Прикосновения обжигают, мягкие губы на моих губах заставляют сознание плавиться. Тело пылает желанием, отзываясь на каждое прикосновение пульсирующим шумом в ушах.
Это невыносимо. Воздуха не хватает, но и остановиться невозможно. Хочется через прикосновения донести все то, что живет у меня внутри уже много месяцев, так и не оформившись в слова.
Я никогда не смогла бы научиться жить без тебя.
Ты нужен мне.
Я люблю тебя.
Не уверена, что до Пита доходят мои безмолвные признания, но каждым своим движением он только сильнее натягивает струну желания. Мы встречаемся взглядами, на секунду отстраняясь дальше, и в глазах Пита нет и тени тьмы, лишь ясное голубое небо, дарящее надежду только на лучшее. Завораживает. Пит настолько притягательный, что я на секунду не верю своему счастью быть той самой и улыбаюсь, прежде чем снова потянуться к любимым губам.
Он останавливает меня, нежно приложив ладонь к щеке и все еще тяжело дыша. На лице снова та же неуверенность, даже тревога, которой тут совершенно не место.
— Пожалуйста, убери руку, — шепчу я, а он отрицательно машет головой.
— Китнисс, то, что у меня впервые за несколько недель получился детский рисунок, еще ничего не значит.
Хочется спорить, что это значит бесконечно много, но прекратившиеся ласки все еще туманят мысли. Беру его руку, настойчиво удерживающую на небольшом расстоянии, и поочередно целую пальцы. Пит вздыхает, но все же возвращает свои губы на их законное место — рядом с моими.
— Ты сам сказал, что мы отметим это событие, как я захочу, — тяну его на себя, вынуждая перекатиться и опереться руками о подушку с двух сторон от моей головы. Притягиваю за шею, зарываюсь руками в волосы и, когда он окончательно сдается, все же умудряюсь оформить хоть какие-то свои чувства в слова, шепнув их на ухо. — И я очень хочу, чтобы ты не останавливался.
И кто бы знал, что в тот вечер я получу всё, что хотела.
Комментарий к 17
Вы готовы, дети?)))
Не буду нагнетать, но в следующей главе мы с вами простимся с этой историей. Какие там у кого остались неисполненные желания по поводу этой парочки и других персонажей, м?) Есть шанс влететь в последний вагон)
ни на что не намекаю, но в прошлый раз вы не нажимали ждунчиков, и вдохновение никак не приходило, а глава писалась со скрипом. Совпадение? Не думаю
18
Проснувшись еще до рассвета, я долго не открываю глаза, боясь нарушить композицию идеальных ощущений, окутывающих меня с ног до головы. Я чувствую руки Пита: одна обвивает мой живот, крепко прижимая к себе, а вторая покоится у меня под головой, окончательно запутавшись в волосах. Я чувствую спиной размеренное дыхание и теплую голую грудь, которой совсем недавно касалась так, как ни к кому и никогда ранее. Так, как я никогда не хотела касаться кого-то кроме моего Пита — руками, губами, своей собственной грудью, сталкиваясь настолько близко, что уже невозможно разобраться, где заканчиваюсь я и начинается он. Я чувствую вкус поцелуев и следы прикосновений, покрывших, кажется, каждый сантиметр моей обожженной кожи.
В воспоминаниях всплывают звуки: неровное дыхание, влажные поцелуи, шелест простыней, аккомпанемент из шума дождя, тихое: «Можно…?» — произнесенное незадолго до того, как никто из нас уже не мог выражать свои мысли словами, и мое уверенное: «Да» — ставшее началом чего-то нового, оказавшегося совершенно очевидным продолжением нашей ухабистой истории.
Я не хочу открывать глаза, потому что стараюсь сконцентрироваться на всем этом, пока не понимаю, что за воспоминания незачем цепляться. Вот она я. И вот он Пит. Мы притягивались друг к другу изначально, порой не осознавая этого, и точно не собираемся расставаться теперь. Эта связь прочнее, чем та, что возникает, когда люди идут в Дом Правосудия и получают бумажку о том, что отныне они семья, или чем любая другая связь из мне известных. Наше прошлое тесно переплетено: детство, пропитанное застенчивой влюбленностью Пита и спасением меня от голодной смерти; Игры и Революция, заставившие пересмотреть свои взгляды на многое и заново расставить ценности и приоритеты; наш долгий, тернистый и еще не закончившийся путь восстановления, во время которого пришлось налаживать каждый аспект жизни заново, словно по кирпичикам отстраивая себя из настоящих руин, чтобы на их месте появился проблеск на счастливое будущее.