Через час:
- Я думаю, Игнат, что миогенцы используют ещё одну форму существования материи, на которую у нас не обращают внимания. Самоорганизация. А это - штука фундаментальная, можно сказать, причина возникновения космоса из хаоса. И у неё есть количественная мера - синергия. По моему, таких форм движения и, соответственно, таких "эргий" в Миогене не один десяток!
Через другой час:
- Скорее всего, у них тут есть матэргетические и синергетические станции. Типа наших электростанций. Они перерабатывают один вид "эргии" в другой. Вот бы их приватизировать! В общем, ты думай, Игнат, думай! Шевели серыми извилинами!
- Ты бы подсказал, умник! - не выдерживал я. - "Матэргия", "синергия"... Толку от твоей зауми никакой, одна боль головная!
- А что тут думать! - легкомысленно возражал суфлёр, видимо, уже потерявший надежду на премию. - Мы напоролись на новую общественную формацию - посткоммунизм.
- Что за посткоммунизм?
- Я думаю, что тут недавно был коммунизм: самые умные и честные, в общем, хорошие, правят миром, бесклассовое общество и всё такое. Но постепенно хорошие обнаглели и установили диктатуру. Да ещё и онтроника помогла свойства собирать и накапливать. Ничего нового.
- Эх ты, всевед-буквоед! Каша у тебя в голове! Коммунисты считают что коммунизм - высшая формация, конечная цель человечества. Мы, нормальные люди, считаем, что коммунизм - тупиковая, ошибочная ветвь. Какой ещё посткоммунизм?!
Но слегка разочаровавшийся во мне, как в дилапере, Павлик был красноречив:
- Значит, и те, и эти ошибаются. Почему бы коммунизму не перейти в новую формацию? Диалектика! В мире нет ничего абсолютно высшего и абсолютно низшего.
- Почему тогда после коммунизма выросло классовое общество - хорошие против плохих?
- Ну так и рабовладельческое классовое общество выросло из бесклассового первобытнообщинного. Развитие по спирали. Проще: новое - хорошо забытое старое.
Павлик любит не только шутить, но и философствовать. Он меня, конечно, здорово отвлекал, но я краем уха прислушивался и старался подчерпнуть из его философских рассуждений рациональное зерно. Но оно упорно не хотело подчерпываться.
Но решение всё же пришло, неожиданное и эффективное. Вечером, после ужина, мы с Виталиком сидели в номере, погружённые каждый в свои думы. Не знаю, о чём думал стажёр, а я маялся от стыда перед новеньким: всё время изображал из себя тёртого дилапера, и тут такая неудача. И ещё я думал о предстоящей головомойке от межмирторговского начальства. Все расходы за неудачный проект обычно возлагались на виновника, то есть в данном случае на меня. Когда я суммировал в уме стоимость пива и репродукций картин современных художников, в голове раздался вызов - кто-то мыслился ко мне.
- Игнат! Это я, Герт! Не спрашивай ни о чём, через час визунируй на берег реки. Там, где обрыв. Ну, ты знаешь...
- Привет, Герт! Конечно! Только...
- Не волнуйся, визун не прослушивается. Визунируй смело. Только не размысливайся.
Не работал бы я дилапером, сильно бы удивился. Значит, его не обессвойствили, нашего визуниста, чёрного пиарщика! Предупредив Виталика, я, не разрывая мыслесвязь, свизунировал на то место у реки, где мы первый вечер связывались с суфлёром.
Герта я узрел в таком виде, что еле узнал. С подурневшим огрубевшим лицом, в нелепом оранжевом балахоне. За эти два дня он сильно раздался в плечах. Визунист появился не один, рядом с ним стоял плотный парень на удивление схожей с ним наружности. Здоровяк держал в руках какой-то чемодан. Не давая опомниться, Герт рассказал про свои приключения в Отстойнике: что он там видел, что пришлось пережить и как удалось выбраться. Наверное, неудобно общаться, не видя собеседника: визунист постоянно вертелся из стороны в сторону и всматривался в пустоту, пытаясь разглядеть меня.
Его рассказ меня не поразил. Он только подтвердил догадки насчёт общественного устройства Миогена, которое мы, три осла из "Межмирторга", не смогли раскусить. Я испытал невольное уважение к Герту, который, выбравшись из омерзительного места, настроен продолжать драку:
- Ох, и отомщу я всем, Игнат! У меня куча друзей на визидении. Надёжных ребят, которые хотят говорить правду. Мы такую бучу поднимем! Это будет поинтереснее твоих дурацких конкурсов.
- Что ты собрался делать? - спросил я, хотя уже давно разгадал намерения визуниста. Жажда правды у местной интеллигенции здорово порадовала.
- Я расскажу зажравшимся обывателям о нищесвоях. А Фил, - Герт указал на стоящего в сторонке здоровенного парня, - подтвердит мои слова.
- А не боишься снова в Отстойник загреметь?
- Не боюсь. Я ведь сущник поменял. Так что теперь меня ни одна контрразведка не опознает.
Я поглядел на решительного Герта (раньше он таким не был), перевёл взгляд на парня с чемоданом, и тут меня озарила догадка. Осенило меня так сильно, что моё тело в далёком гостиничном номере подпрыгнуло и затанцевало на месте. У моего тела пересохло в горле, поэтому я хрипло выкрикнул только одно слово:
- Толерантность!!
- Что, прости? - насторожился Герт.
- Герт, дружище, толерантность! Она перевернёт весь твой мир с ног на голову!
ба беглеца уставились на меня: визунист - недоумевающе, Фил - с надеждой. Они ждали немедленных моих комментариев, а я молчал, потому что перед глазами у меня проносились картины ближайшего будущего Миогена. Герт расскажет на визидении об ужасах Отстойника, Фил подтвердит его слова. Общество будет шокировано от такого, ведь раньше никто об этом не задумывался. То, что аборигены поверят в это, я не сомневался: местные по-коммунистически доверчивы. Я представил, как люди рвутся к визуну, чтобы своими глазами увидеть кошмарную жизнь внутри Купола. Но антивизун не пускает. Тогда разъярённая толпа обывателей крушит стенку Купола, и толпы зрителей наблюдают Отстойник во всех ракурсах. Наступает ломка сознания, возникает комплекс вины перед нищесвоями, ведь доброты у обитателей "Закуполья" выше крыши.
Нищесвоев освобождают и уравнивают в правах с гражданами. Из-за чувства вины граждане начинают конфигурить нищесвоев на разные высокие руководящие посты. Глупые, слабохарактерные и жестокие обитатели Отстойника становятся привилегированным классом. А дураки в руководстве - это ж просто песня для дилапера, стартовая площадка для ушлых моих землян. Дуракам мы запудрим мозги, жадин подкупим, трусов запугаем, а на слабохарактерных нажмём.
бидно то, что я, хоть и узнал о нищесвоях и Отстойнике, сразу не догадался о толерантности. Идея терпимости способна уничтожить любое развитое общество, в котором есть классы, один из которых высший, другой - низший. Я был уверен, что интеллигенция горячо поддержит эту идею, потому что подобное проверено не на одном десятке смежных миров. Потребности интеллигентов в свободе и правде покрываются полностью. Правда - это ужасы Отстойника, свобода - это освобождение и уравнивание в правах нищесвоев.
Беглецам я кратко пояснил идею толерантности, умолчав, естественно, о конечной цели внедрения её в общественное сознание. Я также не стал заострять внимания на том, что дураки должны занять самые важные посты в Миогене. Поэтому Герт принял идею на ура.
- Отлично, Игнат! Это будет справедливо.
- И для безопасности общества хорошо, - добавил я. - Рано или поздно нищесвои бы взбунтовались, вырвались из-под Купола и разнесли весь город к чёртовой матери.
Я плохо представлял, как слабовольные дураки смогут победить умных и смелых горожан, к тому вооружённых такими знаниями, которые нам, землянам, и не снились. Но это уже не важно, главное - идея.
Герт неожиданно помрачнел и задумался:
- Странно получается, Игнат. Безмозглый дебил Мих будет управлять матэргетикой, - начал перечислять он каких-то незнакомых личностей, наверное, встреченных в Отстойнике, - потаскушка Найза ведать культурой, хитровывернутый отец Гведоний - наукой, лизоблюд Харпат разрабатывать новую онтронику... Что-то плохо всё получается, забредыш!