Как бы хотел Игорь, чтобы такое было возможно на самом деле… Если бы кто-то разрешил ему хоть изредка бывать рядом с Алей и Настеной… Пусть в самом что ни на есть страшном аду.
— Мне всегда было интересно, зачем в природе рождаются близнецы, — Игорь торопливо заговорил на другую тему. — Наверное, им никогда не бывает одиноко. И любое горе делится на двоих.
— Не знаю, сынок, — призадумался Арон. — Близнец — это ведь не обязательно родственник. Не надо понимать все буквально. Иногда совершенно посторонние люди гораздо ближе друг другу, чем выросшие под одной крышей. Все, что рождается в природе, для чего-то ей нужно. Может, у этих людей такая большая душа, что не помещается в одном человеке? А может, наоборот, эти души не успевают за другими и им надо в два раза быстрее набирать опыт. Кто знает?
Наверное, самое страшное для одинокого человека — это праздники. Новый год словно сыпанул соли на совсем свежие раны. Невозможно было существовать в мире радостной суматохи, елок, подарков и пожеланий нового счастья и не думать о жене и дочке. Обе его девочки обожали Новый год. Аля всегда наряжала елку в католическое Рождество и разбирала десятого января, в последний день зимних каникул. А Настена в свои почти девять лет нисколько не сомневалась в существовании Деда Мороза. Еще не умея писать, она каждый год готовила для него письма с картинками, изображавшими подарки, которые ей хотелось получить, и постоянно беспокоилась, поймет ли волшебник ее рисунки. А пойдя в школу, уже стала составлять целые послания: «Дорогой Дедушка Мороз, принеси мне, пожалуйста, детскую косметику «Маленькая фея» и сервиз для Барби. Папе принеси карманный фонарик, а маме шерстяные нитки, чтобы она связала себе красивый шарф в полосочку». И каждый раз радовалась, находя под елкой именно то, что было заказано…
Если бы Игорь был один, в своей квартире, то, наверное, сошел бы с ума от воспоминаний. Но и дома у Старика, где за накрытым столом собралось больше двух десятков человек, ему казалось, что он на очередных поминках. Очень трудно было пить шампанское, когда хотелось взять и опрокинуть в себя бутылку водки.
И после праздников он все-таки не выдержал. Встал рано утром, когда Арон и Дора еще спали, слил в один большой стакан все, что оставалось в бутылках — водку, сухое вино, шампанское и ликер, — сел под той самой картиной «Мир над пропастью» и выпил единым духом. На некоторое время самая легкая в мире анестезия сработала.
Проснувшийся Старик заглянул в залу и нашел его в плачевном состоянии. Ничего говорить не стал, только покачал головой и прикрыл дверь. Через некоторое время вернулся с большой дымящейся кружкой крепкого чая с какими-то травами. Почти силком заставил выпить и уложил спать.
Когда Игорь проснулся, за окнами уже стемнело. Арон сидел в кресле и, нацепив на нос очки, читал «Аргументы и факты».
— Ну что, пробудился? — строго спросил он. — Идем на кухню, поговорить надо.
Старик налил ему крепкого кофе и сел напротив.
— Вот что, сынок, — грустно начал он. — Так дальше продолжаться не может. Если ты собираешься идти по этому пути, то лучше уж намылить веревку и повеситься.
— Я знаю, Арон, — пожал плечами Игорь. — Может, это и правда выход. Никогда бы я не подумал, что буду говорить такое… Всегда других учил. Мол, Бог не дает испытания сверх того, что человек может выдержать. Так моя бабушка говорила. Я думал, да, что-то в этом есть! А как самого коснулось… Не могу я этого вынести! Не жизнь это! Дальше пустое уже все будет…
Собеседник долго молчал. Он не стал сразу переубеждать или уговаривать, и Игорь был ему за это благодарен.
— Вот что, сынок, — заговорил наконец Старик. — Я думаю, выход все-таки есть. Тебе надо уехать из этого города. Тут все вечно будет напоминать о твоей семье. А там ты начнешь новую жизнь, с чистого листа. Создашь себе новый мир.
— Над пропастью? — горько усмехнулся Игорь.
— А хоть бы и над пропастью. Жить-то все равно надо… Ты молодой, у тебя еще многое может появиться. В том числе и другая семья.
Игорь нервно засмеялся:
— О чем ты, Арон? Какая другая семья? Зачем мне новая семья? Да и кому я такой нужен…
— Ты можешь меня не перебивать? — возмутился собеседник. — Сделай милость, дослушай до конца. У меня есть младший брат, Яков. Он живет в Москве и, как и я, всю жизнь имеет дело с автомобилями. Сейчас он старший на одной из стоянок такси, у них точка возле модного ресторана на Рублевском шоссе. Это, кстати, один из самых престижных районов. Туда нужны хорошие водители на хороших машинах. Я уже созвонился с Яшкой и сказал, что в ближайшее время пришлю к нему человека, который мне дорог, как сын. Он присмотрит за тобой первое время. Остальное будет зависеть от тебя.
— Ну что ты говоришь, Арон, — махнул рукой Игорь. — Где я буду жить в Москве? У меня там нет никого — ни друзей, ни знакомых… И потом ты говоришь — хорошая машина. А откуда она у меня возьмется?
— Возьмется. Продай все, что есть у тебя здесь, — квартиру, «Жигуленка», мебель. Думаю, получишь тысяч восемнадцать, а то и двадцать. Это, конечно, для Москвы деньги смешные, но их хватит на неплохой автомобиль и на то, чтобы снять квартиру на первое время. Мы с Яшкой уже обсудили этот момент. Он готов помочь тебе и с тем, и с другим.
— Не знаю, — пожал плечами Игорь. — Это так неожиданно… Я всю жизнь прожил здесь, почти сорок лет.
— Прожил сорок лет — и хватит, пора менять обстановку. Здесь ты не сможешь ни жить, ни работать, все постоянно будет напоминать тебе о прошлом. А большие города хороши тем, что быстрее лечат беды. Яшка ведь тоже не так просто туда уехал…
— Ну не знаю, Арон, не знаю… — повторил Игорь, отодвигая от себя чашку с остывшим кофе, к которому он так и не прикоснулся. — Мне надо подумать.
— Только не затягивай, — посоветовал Старик и поднялся, чтобы снова поставить чайник.
Игорь думал недолго. Достаточно только было войти в свою квартиру, чтобы понять — жить здесь он не сможет. И решение было принято.
Он перевез к Старику самую ценную вещь в доме — старинный резной буфет, который обожала его мать и который бабушка в шутку называла «мое приданое». Дора Львовна пришла в восторг от этого подарка.
Все, что могло пригодиться в хозяйстве — от ножей и вилок до стульев, — Игорь в несколько приемов отвез к Наталье. Та только руками всплеснула и несколько раз благодарно перекрестилась, увидев племянника трезвым, да еще и с гостинцами.
Алину и Настенкину одежду и многочисленные дочкины игрушки он отнес в церковь. Себе оставил только трех самых милых сердцу пушистых зверей.
Мебель тоже ушла быстро. Помог дальний родственник Доры Львовны, хозяин антикварного магазина. Игорю даже в голову не могло прийти, что старые настенные часы с гирями, резная бабушкина этажерка или даже большое, разрисованное незабудками, блюдо, на котором сначала мама, а потом Аля подавали фирменный семейный пирог с рыбой, могут стоить так дорого.
Большой телевизор «Sharp», приобретенный меньше двух лет назад с очередной премии, купил приятель Серега Бугров. Другой сослуживец попросил продать ему старенькие «Жигули» — оказывается, его зять давно хотел работать у Арона, но у него не было своих колес.
Словом, повозиться пришлось только с квартирой. Поиск покупателя, оформление бумаг, заключение сделки у нотариуса — все это заняло почти три месяца. Но, наконец, и эти хлопоты были позади.
Билет Игорь взял на двенадцатое апреля — День космонавтики. Из вещей у него были только две большие спортивные сумки — кое-что из одежды, фототехника, альбомы с фотографиями, негативы, несколько Аськиных мягких игрушек — да пакет со всевозможной снедью, которую собрала ему в дорогу Дора Львовна. Провожали его чуть не всем автопарком. Арон сам, лично, довез его на своей «Ауди» до вокзала.
Уезжал Игорь с чувством полного опустошения в душе. Не было волнения, не было надежд на светлое будущее, но не было и тоски по городу, в котором родился и вырос. Он просто ехал в полную неизвестность от былого счастья, внезапного горя и от себя самого. По крайней мере, так он тогда думал.