- Допустим. Но кто в таком случае четвертый? Упомянутый тобой гранд-маг?
- Исключено. Ольгерн Орнет прибыл в Валкар до того, как четверка неизвестных появилась в том месте.
- Тогда кто?
- Неизвестно. Им мог стать любой. После победы над Глезенгх'арром иномирянин из рядового, пусть очень хорошего гладиатора, превратился в легендарного героя.
- Да, этот поединок оказался грандиозной глупостью с непредсказуемыми последствиями. Вероятностные линии по-прежнему упираются в туман... Ладно. Какие соображения относительно направления передвижения иномирянина и его приспешников?
- Соображений есть несколько. Но предлагаю рассмотреть худший вариант.
- Ты имеешь в виду возможную попытку проникновения их сюда, на Тарнаг-армар? Чушь. Даже если они попытаются, на остров им не попасть. А если случится невероятное и им удастся проскочить все барьеры, то их тут либо убьют, либо они очень быстро сойдут с ума. Помнишь, как ты побывал здесь?
- Помню, - с содроганием ответил Светлейший. - И как ты только выдерживаешь...
- Привык, - в мыслеголосе Первой Ипостаси прозвучали философские нотки. - К тому же мне сделали адаптивную коррекцию восприятия.
- Так что попытки иномирянина прорваться на Тарнаг-армар ты не опасаешься? - вернул разговор в прежнее русло Вторая Ипостась.
- Нет. Гораздо хуже другое: если он начнет в народе распространять разрушительные идеи и запрещенные знания. Теперь это особенно опасно, ведь он - герой, живая легенда, и представляешь, как ему будут внимать, с каким трепетом и пиететом?! Не забывай также о той девчонке, Ладе Зортаг. Он сильно к ней привязан, и не исключено, что иномирянин попытается нанести визит на остров Курку.
- Мы отработали эту версию и приняли все меры предосторожности.
- Хорошо. Держи меня в курсе всех событий. А за Тарнаг-Рофт не волнуйся - на то она и цитадель, чтобы быть неприступной.
Чужое присутствие в черепной коробке перестало ощущаться, и Верховный Жрец бессильно откинулся на подушки.
Лада Зортаг теперь редко выходила из дома. После ее возвращения (о котором она по-прежнему ничего не помнила) на родной остров ее начали сторониться даже те из односельчан и соседей, с которыми у Лады были раньше самые теплые отношения. Постепенно она перестала даже пробовать завязать разговор с кем бы то ни было, целыми днями занималась домашним хозяйством и с замиранием в сердце прислушивалась к происходящим внутри нее переменам. Будущий ребенок стал главной целью и смыслом ее жизни, ее сокровенной мечтой, и мысль о том, что скоро она возьмет на руки _своего ребенка_, наполняла ее благоговением и тихим, трепетным восторгом.
Она часто думала о том, кто отец ребенка, и пыталась представить этого человека, но его образ так же хранился в наглухо запечатанном уголке памяти, куда ей не было доступа. В одном, однако. Лада была уверена твердо: отец ребенка не мог быть плохим человеком, и ее будущий сын (почему-то она _знала_, что родится именно сын) есть плод высокой любви, а никак не насилия или еще чего хуже.
Так в общем-то однообразно текли дни (хотя однообразие это ею совершенно не ощущалось; ее внутренняя жизнь была настолько полна и богата, что ей дела не было до _внешнего_ однообразия).
Регулярно выходила Лада из дому лишь в ранние предрассветные часы, когда только начинало сереть. Она шла на берег океана и некоторое время сидела на песке, задумчиво глядя, как тяжелые волны мерно утюжат берег. Ей почему-то казалось, что здесь истончается дверь, ведущая в запертую комнату ее памяти (причем комната эта виделась ей не каким-то темным и захламленным чуланом, а огромным, ярко освещенным залом), и она надеялась, что именно в этом месте когда-нибудь произойдет чудо и она все вспомнит... Кроме прочего, на берегу хорошо думалось, и размышляя о случившемся с ней. Лада выстроила следующую логическую схему. Очевидно, какое-то время тому назад (приблизительно пять месяцев) на острове произошло нечто из ряда вон выходящее, потому что только _такое_ могло заставить ее покинуть остров и отправиться на континент. (Версию о том, что она попала в Крон-армар против своей воли. Лада отбросила с необъяснимой уверенностью в своей правоте.) Там с ней что-то произошло, точнее, происходило на протяжении трех с лишним месяцев, после чего ее вернули (теперь уже наверняка насильно) домой, с помощью высшей магии заблокировав память о всех событиях этого периода времени. Поскольку в ее судьбу вмешались очень могущественные силы (чего стоил тот факт, что они смогли заставить замолчать всех жителей поселка, включая ее отца), то вышеупомянутые события, в которых она принимала участие, явно были весьма значительными, а значит, не могли не вызвать широкий резонанс на материке. И если бы не беременность. Ладу вряд ли что-либо удержало дома. Но она не могла подвергать даже малейшей опасности будущего ребенка, и со вздохом Лада отложила мысль о поездке на континент на неопределенное будущее.
Невозможность вспомнить ничего из происходившего с ней в последние месяцы тяжелым грузом легла на психику Лады, но судьба уготовила ей потрясение гораздо более страшное.
Из очередного Большого Лова не вернулся отец, погибший во время охоты на Голубого Дракона. Ритуалы Прощания и Погребения Лада помнила смутно, все слилось в болезненно-яркий ком, который засел в сердце, превратив его в незаживающую рану. Выдержать все и не свихнуться, не дать засосать себя трясине отчаяния помог сын, которого она носила в себе и которому - теперь уже полностью - она посвятила свою жизнь.
Остров Тарнаг-армар они увидели на третий день полета: обитель Сверкающих в самом деле сверкала подобно белой звезде, опустившейся на воду. Пожалуй, это событие можно было считать главным, если бы не то, что произошло накануне.
Они и раньше видели флиссов, великолепных и могучих белых птиц, трансокеанских странников, за день преодолевающих до тысячи лиг; но эти замечательные летуны не приближались близко к воздушному шару и давали возможность полюбоваться собой лишь издалека. Поэтому, когда один из флиссов устремился прямо к воздухоплавателям, это вызвало вначале интерес и удивление, а затем и опасение: трудно было предсказать последствия атаки флисса на воздушный шар. Флисс, однако, и не думал нападать; облетев несколько раз гондолу с четырьмя друзьями по все суживающейся спирали, он приблизился настолько, что Рангар заметил небольшой сверток, который птица держала в клюве.