— Бей мёртвую сволочь, добрый господин! — подбадривал орк.
Вурдалак махнул рукой. Сияющее лезвие соприкоснулось с когтями. Клинок даже не сломал и не перерубил кость. Он рассёк когти вурдалака так легко, словно они были из тёплого воска.
Потрясённый вурдалак поднёс лапу к лицу, разглядывая укороченные когти. Не успел он опомниться, как второй удар мечом с той же лёгкостью отсёк руку у плеча. Клинок блеснул в третий раз, и голова вурдалака плюхнулась на пол. Тело простояло несколько долгих мгновений, фонтанируя кровью, прежде чем упасть.
Второй вурдалак припал на четвереньки, зашипел и попятился. Впервые за всю свою не-жизнь он испытал ужас. Глаза Сотэра излучали свет. Перехватив меч, юноша уверенно двинулся в атаку и, глядя на него, Киния вспомнила великих паладинов прошлого, с которыми приходилось сталкиваться. Они шли на нежить столь же твёрдой поступью, словно святые каратели, неотвратимо исполняющие приговор.
Отползая, вурдалак упёрся в стену. Помня о провальной попытке сородича отразить освящённый меч, вурдалак сообразил, что защищаться бесполезно. Тогда нежить решилась на отчаянную атаку.
Вурдалак прыгнул на Сотэра. Паладин не пробовал выставить блок или увернуться. Он сам ринулся вперёд со встречным ударом. Меч оказался быстрее когтей. Вурдалак был ещё в воздухе, когда клинок врезался прямиком в лоб. На пол рухнуло тело, рассечённое надвое.
Будучи настороже, Сотэр подошёл к половинам вурдалака. Из них вывалились внутренности, но одна часть всё ещё двигалась: сучила ногой, рука беспорядочно ударяла когтями по полу, а челюсть клацала, иногда прикусывая обрубок языка. Зайдя сбоку, Сотэр хотел для верности нанести ещё удар, но передумал — на мече потух магический свет, только ладонь ещё лучилась. Через полминуты конвульсии прекратились.
— Господин!
Орк обошёл расчленённые трупы, не спуская с них глаз и держась на расстоянии.
— Спасибо тебе, добрый господин! — затараторил орк, подойдя к Сотэру. — Спасибо, что спас!
Сотэр смущённо смотрел на кланявшегося орка. Никто и никогда не называл Сотэра господином, никто не выказывал почестей. Чаще всего приходилось слышать в свой адрес презрительное «щенок», хотя это обращение звучало для него так привычно, что уже давно перестало восприниматься как унизительное. А тут вдруг кто-то искренне благодарит, не скупясь на добрые слова. Растерянный паладин не знал, как отвечать на эту горячую признательность, но был тронут до глубины души.
— Как же ты ловко перерубил падаль!..
Миг, и за спиной орка появилась Киния. Она положила холодную ладонь на локоть скота. Орк был на две головы выше вампирши, а его могучая рука была едва ли не толще Кинии. Но увидев её рядом, орк смолк и застыл.
— Выродки. Гнилое мясо. Уроды, — Киния говорила беззлобно и спокойно, однако её холодный тон вызвал мелкую дрожь у всех живых. — Вонючая нежить. Мёртвая сволочь. Падаль… Такие слова прозвучали из грязных уст этого скота. Прозвучали во владениях нежити; в стенах замка, что принадлежит нежити; в присутствии госпожи, которая есть Высшая нежить. Забывший своё место скот бесстыдно и самым неприглядным образом оскорбил своих хозяев. Напоминаю, что за подобное полагается долгая и мучительная смерть на алтаре. Куда более жестокая смерть, чем та, что была назначена скоту изначально.
— Г-госп-подин.
Орк умоляюще посмотрел на Сотэра, надеясь на его поддержку.
— Господ здесь нет, — сказала Киния, поглаживая руку орка. — Здесь есть только госпожа… Сотэр. Быть может, в чём-то твоё заступничество было оправданным. Быть может, на заклание повели безвинный скот. Однако ты сам слышал, какие непотребства выкрикивало это ничтожество. Это оскорбление чести и грубейшее нарушение незыблемых законов. А для паладина законы и честь, в том числе честь госпожи, превыше всего. Тебе придётся признать, что на сей раз скот — виновен. И должен понести наказание. Так?
— Но ведь… но…
Сотэр хотел выгородить орка, однако на ум не приходило весомых возражений. Всем живым с ранних лет вбивают в голову идею о превосходстве нежити; о том, что ей нужно подчиняться, и тем более нельзя оскорблять. Конечно, за все десятилетия никто из скота не отваживался дерзить нежити в открытую, но изредка случалось, что кто-то из живых поносил владык шёпотом, будучи один в своём деревенском домике. Вот только в этот момент рядом мог оказаться незримый призрак или же оскорбления улавливал чуткий слух вурдалака, бродившего на улице.
Для Сотэра, воспитанного в этих условиях, обвинения Кинии звучали веско. Новое наказание должно быть ужаснее старого. В сердце паладина впились тревога и вина: «своим вмешательством только хуже сделал?!»
— Наказать скот самой высшей мерой было бы справедливо, — промолвила Киния, не дождавшись возражений. — Но, как ты помнишь, по кодексу справедливость может идти рука об руку с милостью. Потому я проявлю к скоту… милосердие.
Последнее слово Киния произнесла мягким и даже ласковым голосом. Орк выдохнул и Сотэр понадеялся, что его заступничество не оказалось напрасным.
— Уна!
— Здесь, госпожа.
— Поглоти душу этого скота. Пируй недолго, но доставь его духу как можно большие страдания. Заставь всю его сущность выть от невыносимой боли. Оставь его в сознании до последнего, чтобы терзался всеми фибрами души.
— Нет!
Сотэр дёрнулся в сторону орка, но за одно мгновение Киния встала между ними. Паладин остановился, едва не врезавшись в вампиршу.
— Что такое? Ты собираешься нарушить заповеди паладина, пойдя против справедливости и милосердия? — Киния смирила Сотэра властным взглядом. — А вот это вот опусти.
Сотэр заметил, что непроизвольно поднял меч клинком кверху. А ещё, что ладонь больше не излучает волшебный свет. Паладин нехотя подчинился, и посмотрел на орка взглядом, полным сожаления и вины.
В следующий момент все живые вздрогнули от душераздирающего вопля. Кричащий орк упал на колени, а за его спиной появилась Уна. От тёмно-зелёной кожи заструился синий дымок, в котором угадывались контуры орочьего лица, искажённого гримасой боли. И сейчас этот дымок втягивался в раскрытые ладони Уны, чей лик, напротив, будто светился от наслаждения.
Сотэр опять дёрнулся, но так и не сдвинулся с места. А потом просто отвернулся, чтобы не видеть мучительную агонию. Орк растянулся на полу и бился, как в припадке. Зелёная кожа постепенно бледнела, а глаза налились кровью. Живые были так потрясены этим зрелищем, что будто выпали из течения времени и не могли сказать, как долго продолжалось пиршество Уны.
Наконец наступила тишина.
— А-ах, — удовлетворённо протянула Уна. — Чем больше кто-то страдает перед смертью, тем вкуснее душа.
Опомнившись, Вистра сбежала вниз по лестнице, и помчалась к Сотэру. По пути эльфийка наступила на грудь орка. На справедливость, скот и его предсмертные страдания ей было абсолютно наплевать — Вистру заботило другое. Она повернула Сотэра к себе, и осмотрела рану.
— Госпожа, позвольте отвести его к личу-ветеринару, — попросила Вистра. — Нужна лечебная мазь против заражения.
— Нет. Сотэр показал, что может владеть магией света. Пускай попробует сотворить заклятья исцеления. Уна проследит за этим… И да, мой мальчик, ты на две недели освобождаешься от боевых тренировок. Будешь восстанавливаться и упражняться только с волшебством. А вот вас никто не освобождал. Вистра, Атти, давайте за мной в зал.
Глава 10 — Предательство
Через месяц после боя Сотэра и вурдалаков в замок Кинии явился призрачный посланник самого императора Онгхуса.
— Его величество собирает войска. Вскоре армия направится сюда, — прошелестел призрак, передав вампирше свиток с императорской печатью.
— Наконец, начинается война с соседом? — Киния развернула свиток.
— Грядёт противостояние с Витанией, но пока ещё не большая тотальная война, — сказал посланец, пока вампирша читала.
— Понятно. Демонстрация силы или пограничный набег, — пробормотала Киния, пробежавшись взглядом по тексту. — Давно пора показать, что мы не собираемся и дальше терпеть их выходки. В этом году они как никогда часто без разрешения ступали на мою землю и вторгались в пограничные владения других лордов. Если ничего не предпринять, то Витания будет наглеть ещё больше. Хорошо, что император пошёл на решительный ответ. Вот только… император не велит мне собирать войска?