Из телекадров он узнал и о судьбе тех, кто был замешан в его преступную деятельность. Самого Кэрда не стали судить из-за внезапного психического расстройства, как выражались дикторы. С остальными заговорщиками разделались быстро, хотя и не так быстро, как ожидалось. Когда выяснилось, что подсудимым ввели анти-ТП, судебную процедуру пришлось изменить. Однако под давлением многочисленных доказательств вины оказалось нетрудно вынести им приговор. Всех их, как и Кэрда, направили в лечебницы, и им грозила смертная казнь или каменирование в том случае, если их найдут неизлечимыми.
Все они были Кэрду чужими и не вызывали в нем ни тени воспоминания. Лишь одна женщина, его ближайшая сообщница, как ему говорили, пробудила в его груди и чреслах самый горячий отклик, который Кэрд на своей памяти испытал. Ее звали Пантея Пао Сник, она была маленького роста, всего пять футов восемь дюймов, стройная, но полногрудая, темнокожая, кареглазая, с волосами темными и гладкими, как мех котика. Стрижка под голландского мальчика очень шла ей, и строение ее лица было необычайно изящным.
Глядя на нее, Кэрд верил, что уж она-то — не модель человека, не пляска атомов.
Он сообщил об этом Брускино, и она сказала:
— Возможно, она была вашей любовницей. А если даже не была, вы, похоже, были в нее влюблены.
— Мне хотелось бы, чтобы ее перевели сюда. Я чувствую, что ее присутствие могло бы мне помочь.
— Ну, ей это вряд ли поможет. И ее в любом случае не переведут — хорошо известно, какую взрывчатую смесь вы составляли вдвоем, — сказала Арлен и добавила: — Вы впервые проявили разочарование. Реакция слабая, но она налицо.
Несколько субдней спустя Кэрд обнаружил, что способен испытывать и гнев. Это чувство проявилось у него не столь бурно, как у других пациентов, но было достаточно сильным, чтобы Кэрд испытал удовольствие оттого, что способен ощущать неудовольствие. Он сидел в столовой рядом с Донной Клойд и ел свой салат. Донна повернулась к нему:
— Знаешь, Джефф, я была очень зла на тебя и очень в тебе разочаровалась. Я считала тебя предателем и до сих пор считаю. Я просто не могла…
— Предатель! О чем это ты? Кого я предал? Тебя?
— Да. Ты поступил, как трус! Ты специально сделался другим человеком, чтобы избежать суда за свои преступления. Ты бросил нас на произвол судьбы. Я никогда бы не подумала, что ты на такое способен. Это просто не вязалось с твоим характером. Но что такое твой характер, в конце концов?
— Мне жаль, что ты так ко мне относишься. Но я не знаю, о чем ты говоришь! Я не могу этого знать и не могу понять твои чувства. И потом, я не думаю, что сделал это намеренно. Это было… ну, как припадок. Я был не властен над собой!
Она состроила гримасу.
— Если ты ничего не помнишь, как ты можешь знать, что сделал это не нарочно? Мне хотелось тебя убить, до того я была зла! Но теперь я себя спрашиваю, как можно злиться на тебя, раз ты — это не ты? И отвечаю, что мне все равно — ты меня злишь, и ты мне противен.
— Ты правда веришь в то, что я… был… трусом и предателем?
— А как иначе объяснить то, что ты сделал?
— Право, не знаю. Но у меня такое чувство, что перемена произошла против моей воли. Я не могу этого доказать, но я так чувствую.
У нее из глаз почему-то брызнули слезы. Она привстала, быстро поцеловала его в губы и ушла. Озадаченный Кэрд, чувствуя, что потерял что-то, чему названия он не знал, смотрел ей вслед, пока она не повернула за угол коридора. А потом он ощутил тот самый гнев, непонятно почему. Потому, что Донна была к нему несправедлива? Невеселая ждет его жизнь, если он не обретет вновь всю полноту эмоций — доктор Брускино заверяла его, что их наличие и нормально, и желательно. Без эмоций, сказала она, он будет призраком, блуждающим по коридорам человечества. В нынешнем его состоянии Кэрда, правда, нельзя ничем ранить, зато он не получает никакой радости от жизни. Он все равно что мертвец. Ну, не совсем, поправилась она. Пока он жив, остается надежда, что он полностью вернет себе свою человеческую сущность с положенной долей скуки, боли и восторга.