— Отдать мой заказ, — пришлось парня успокоить. — И здесь недалеко — через площадь.
— Так ты детские кровати лабаешь? — теперь уже удивился Зача.
— Да нет. Я их лишь расписываю. Как и многое другое.
— А-а, — приподняв свой край, прищурился он на моих красочных дельфинов в компании. — Так таких же не бывает?
— А ты всех, что ли, видел?
— Я?.. Нет. Но, все равно. Дельфины, они ведь…
— Красивые. А мои разве некрасивые?
— Твои? — серьезно задумался Зача. — Красивые. Они — красивые. Хотя и…
— Без «хотя». Как хочу, так и пишу. А не нравится — не смотри.
— Что ты делаешь? — примиряюще расплылся он в улыбке. Я же принципиально выдержала паузу.
— … Рисую… Ой, а народу то сколько.
И ведь дура же. Забыть, что сегодня — вечер субботы. Время прогулок и дружеских излияний. А еще свиданий и просто посиделок в прохладе на лавочках. И все это — именно здесь, на Площади хромого петуха. Это по фонтану местному она так названа, которому в одной из драк (ну да, и таким здесь тоже разнообразятся), дубиной ногу напрочь отшибли. С тех пор он так и торчит — на своей одной и безмолвно разинув к небу глотку. А вокруг него…
— А ты чего встала? Пошли, — потянул меня в самую гущу провожатый. Вот ведь, герой. Прекрасная компания: дура, неместный герой и колыбелька. И у меня уже совсем другие аллегории нарисовались…
— Зоя!
— О-ой…
— Это — твой знакомый? — притормозил, вытянув шею в сторону фонтанного бортика Зача. От оного через мгновенье отделился один из парней и вразвалочку направился к нам. Я же хмуро потерла облупленный нос (и когда он у меня окончательно облезет? И хорошо бы, вместе с веснушками).
— Здравствуй, Зоя.
— Здравствуй, Потап. Это — Зача. И мы спешим.
— Зача?.. Спешите? — измерили они друг друга взглядами. Однако руки пожали. — Так ты опоздала. Томаза то родила. Сегодня, ближе к полудню. Повитуха только недавно от них ушла. Ее мать моя провожала.
— Да что ты? Теперь понятно, почему ее муж ко мне сам не пришел, — покачала я головой. Потам же, еще раз глянув на Зачу, уточнил:
— Может, помочь?
— Мы сами, — отрезал тот. — Зоя…
— Да, пошли.
— Ну-ну, — сунул Потап в карманы штанов руки. — Зоя, я к тебе на днях…
— Угу… — вот ведь, дура. И к чему это «угу»? Давно уже не «угу». И никогда «угу» не было. Только неловко как-то при постороннем друга брата на место ставить… Значит, придется наедине. А оно мне надо?..
— Зоя, куда дальше?
Я и сама не заметила, как вслед за парнем и просроченным подарком, вылетела в прилегающую темную улочку.
— Налево в первый поворот.
— Ну, тогда пошли дальше.
И дошли совершенно молча до самой стеклянной двери молодого цирюльника. В Канделверди этот внеурочный отец считался «очень смелым экспериментатором». А такое звание еще заслужить надо. Хотя, что касается традиций и суеверий, у нас вообще кругом — сплошные «табу с оговорками». Например: скрестила на столе два ножа — оскорбила христианский крест. А извела на гадалок и огородный гороскоп последние деньги — проявила дальновидность. Вот так и мотыляет из крайности в крайность. Так что трехъярусные рыжие усы маэстро Ноэля вот уже месяц, как вызывают у местных монн явное «разночтение».
— Зоя! Ох, ты меня прости! А у нас — такая ра-адость!
— Хобья воронка… Кх-х.
— Мессир Ноэль — поздравляю, — оторвала я строгий взгляд от прикрывшего рот кулаком Зачи. — Кто? Мальчик?
— Конечно! — растянул тот в довольной улыбке свои «ярусы». — Ох, а красота то какая получилась — вот жена обрадуется. Давайте сюда сами и кроватку. У меня молодое вино как раз из по-огреба. Да мы с тестем прямо там и с-сидим.
— Нет, нет. Спасибо.
— Зоя, это — тр-радиция. Или вы маленькому Феду зла желаете?
— Я?!
— Мы?!.. Не-ет, — шагнув за порог, дернул меня за собой Зача… А сама то я не хотела. Это — традиция…
Море было изумрудным, а небо над ним — глубоким оливковым. И вдоль соединяющей их грани — рассыпанный серебром лунный свет. Нет, мне такое точно не написать. Особенно кипарисы, стражами уснувшие с обеих сторон от этой драгоценной россыпи. Ведь, как изобразить их тихий чуткий сон? Почувствовать можно. А вот передать на бумаге…
— А странные у него, все ж, усы.
— Что?
Зача, сидящий рядом на каменном парапете лестничного пролета, почесал затылок. Потом с улыбкой повторил:
— У мессира Ноэля усы странные. Я таких никогда раньше не видел.
— Считай, у тебя сегодня — вечер художественных открытий… Зача?
— Что? — глядя на море, отозвался он.