Скребущие звуки возобновились, и Найл переключился на них — теперь уже не со страхом, а скорее с любопытством. Полчаса назад он вслушивался в них с мучительным беспомощным содроганием, не зная, куда от них деться, как избавиться. Нельзя сказать, что страх исчез вовсе; просто мальчик как-то отрешился от него, словно все это сейчас происходило не с ним. Не выходя из своего нового состояния, он смог распознать, что там за стеной скребется существо, лапы и челюсти у которого приспособлены под бурение. А потому сделалось ясно, что скребется не паук, а жук. И тут с внезапной отчетливостью, словно ум преодолел разделяющие их сантиметры грунта, Найл явственно различил небольшого жука-скарабея, бурившего почву в поисках сгнившей растительности. «Второе я» — то, глубокое, — испустило вздох облегчения, и огонек в голове погас. Найл перестал быть двумя людьми сразу. Он снова был обыкновенным семилетним мальчиком по имени Найл, которого взрослые бросили одного на целый день и который знал, что ему ничего не угрожает. А также, что в нем, оказывается, живет еще и другой Найл — взрослый, равный, а кое в чем даже и превосходящий отца и деда Джомара. Память же о происшедшем оставалась четкой и незамутненной, ни в коей мере не похожей на сон. Разве что сам мальчик казался слегка ненастоящим.
Темный страх перед тарантулом-затворником продолжал преследовать Найла до тех пор, пока он сам однажды не стал случайным свидетелем его гибели.
Спустя примерно месяц после того случая с чернотелкой мальчик, устроясь в тени цереуса, тихонько сидел и, но обыкновению, наблюдал за гнездом тарантула. Копье лежало рядом. Найл знал, что, если тарантулу вздумается напасть, убегать будет бесполезно; единственное, на что еще можно рассчитывать, это попытаться выставить копье. От такой мысли пробирал страх, но какой-то потаенный инстинкт убеждал, что надо учиться противостоять собственному страху. За прошедшие недели Найл успел уже насмотреться, как чудовище с быстротой капкана прихлопывает насекомых, птиц и даже юрких гекконов.
Найл отмахнулся от прилетевшей откуда-то крупной осы-пепсис (с полруки длиной) — небрежно отмахнулся, и та полетела в другую сторону. Это было привлекательное создание с блестящим голубым туловищем и большими желтыми крыльями. Найл вначале по ошибке принял ее за навозного жука.
Спустя секунду мальчик затаил дыхание: оса, жужжа, медленно снижалась над заслонкой, закрывающей вход в логово тарантула. Вот, описав круг, она приземлилась в нескольких метрах от него. Найл распахнул глаза, ожидая, что еще секунда, и тарантул, выскочив, смахнет ничего не подозревающее насекомое. Но тот отчего-то медлил. Оса все сидела, явно не подозревая об опасности, и чистила передние лапы. Найл, неотрывно следящий за происходящим, уловил скрытое движение: тарантул незаметно чуть приподнял заслонку глянуть на неожиданного гостя. И… снова опустил. Оса, по-видимому, не представляла для него интереса: наверное, обильно потрапезничал.