В наступившей тишине можно было прочесть людские мысли: страх, смятение и трусоватое «А как же я?». Им всем очень даже нравилось заседать в Совете, разыгрывая из себя власть. А тут вспомнилось, что значит быть рабами, и ум похолодел от этой мысли.
Гастур, из города жуков, спросил:
– Ты думаешь, такое может случиться?
– Ну, не сию минуту (вон какое сразу облегчение). Но такое возможно, вот почему мы должны продемонстрировать добрую волю.
– Что мы можем сделать, господин правитель? – спросил Бродус.
– Ты, я считаю, должен возвратиться к своим землякам и разобраться, что вы можете совместно предпринять. Этих людей кто–то, должно быть, видел. Может, разговаривал с ними. Они же не могли войти в город незамеченными. Если что–нибудь узнаете, немедленно докладывайте мне, – он встал. – А теперь, наверное, пора заканчивать.
Все поднялись и церемонно поклонились. Когда люди один за другим стали вытягиваться из залы. Найл жестом попросил задержаться Симеона. Когда остались наедине, Найл закрыл дверь и сел за стол.
– Посоветуй, как быть.
Симеон покачал головой.
– Что можно сказать? Бросовое дело.
– Но кто, по–твоему, ответственен за это? Симеон насупился.
– Вот где закавыка. Из ваших, насколько известно, этого не мог сделать никто, не хватило бы смелости. Наши пауков недолюбливают. Но убивать Скорбо у них попросту нет причины, это было бы глупо. Остаются жители Диры. Среди них есть очень многие, кто с удовольствием свел бы с пауками счеты. Кое у кого из них пауки во время набега на город убили родных и друзей. У некоторых на глазах сожрали детей. Насколько я вижу, у них одних есть веская причина расквитаться.
Найл качнул головой.
– Я не думаю, что это они.
– Почему?
– Есть нечто, о чем я не упомянул. Дравиг вырвал ту пальму из земли. А в корнях у нее оказался металлический диск – похоже, из свинца – с таким же точно символом, как на кулоне. Впечатление было такое, будто он там пролежал никак не меньше года.
– Почему, по–твоему, так долго?
– Потому что успел обрасти корнями. Симеон посмотрел с замешательством.
– По–твоему, дерево было посажено специально, чтобы убить Скорбо?
– А тебе что–то иное идет на ум?
– А может, диск все же сунули туда позднее, чтобы делу сопутствовала удача?
– Может быть. Но у меня впечатление, что он там был с той самой поры, как посадили дерево. А это было по меньшей мере год назад, до того как пауки захватили Диру.
Симеон медленно повел головой из стороны в сторону, чувствуя, очевидно, растерянность.
– Если ты прав, то они готовились к этому очень давно, загодя.
– Я так и подумал, – кивнул Найл.
– Тогда кто же они, черт их дери?
– Ты слышал о людях из иных мест, из других земель?
– Нет, – Симеон надолго смолк. – Я не сомневаюсь, что такие, конечно же, есть. Мне приходилось слышать о людях с севера – людях, больше напоминающих животных. Но я никогда этому не верил.
– А почему?
– Потому что пауки бы их повыловили. Спору нет, логично. В пору рабства паучьи воздушные дозоры регулярно прочесывали все районы, где, по их мнению, могли хорониться двуногие изгои.
– Могу я взглянуть на этот свинцовый диск? – попросил Симеон.
– Он исчез.
– Исчез?
– Он был тяжеловат для кармана, и я его оставил возле двери. А когда вернулся, он пропал.
– Получается, те самые должны были прятаться где–то поблизости?
Найл покачал головой.
– Скорее всего, это кто–то из рабов. Они как раз возились перед зданием.
– Ты спрашивал у надсмотрщика?
– Он ничего не видел.
– Но зачем рабу кусок свинца?
– Ты же их знаешь. Они тащат все, что плохо лежит.
– А обыскать ты их приказал?
– Да ну, стоит ли оно, того. – А ведь, если разобраться, прав Симеон.
Симеон упорствовал.
– Послушай, если кто–то позаботился умыкнуть тяжелый кусок свинца, значит, видно, были причины. Даже рабу прок небольшой от куска свинца. Что если среди рабов скрывались убийцы Скорбо?
– Не исключено, – пожал плечами Найл. – Но с виду не было ничего особенного, бригада как бригада.