Единственным способом выяснить все досконально было пойти и разобраться на месте. Развернувшись, Найл двинулся по своим следам обратно, пересекая площадь наискось в том месте, где «бойцы», проносясь, вспахали снег, словно гигантским плугом. Когда добрался до места, где лежал раненый Скорбо, стало ясно, как много он потерял крови. Вместе с ней из него, распростертого, в снег истекала жизнь. Мозг оказался поврежден настолько, что уже не в силах был послать сигнал о помощи. По восточной стороне улицы тянулся ряд пустых домов, один запущенней другого. В городе полно было таких зданий, во многих из них на верхних этажах обитали пауки. Но они предпочитали селиться с таким расчетом, чтобы между домами можно было простирать тенета; как раз поэтому дома, примыкающие к площади, пустовали.
Кровавый след был запорошен падающим снегом, но Найл нагнулся почти вплотную и различил смутно темнеющие пятна. Теперь можно было разобрать, что ведут они в обратную сторону, к высокому зданию, второму от угла. Ржавые решетки балконов давали понять, что когда-то здесь была гостиница. Как и у прочих, окна у дома были заколочены досками, а дверь закрыта – жить в домах, выходящих на эту площадь, людям запрещалось. Найл попробовал открыть дверь – похоже, заперта. Вместе с тем, когда носком башмака он смахнул со ступеньки крыльца снег, обнаружилось темнеющее пятно; получается, в этом доме Скорбо и получил увечье. Попытался надавить на дверь плечом – не тут-то было, безрезультатно. А вот закрывающий окно лист фанеры оказался на поверку не таким прочным, стоило как следует толкнуть его обеими руками – и удалось продавить.
Найл осторожно подался вперед. Если внутри подкарауливает нечто (или некто), способное свалить паука, рисковать по меньшей мере глупо. Глазам открылась пустая передняя, деревянный пол которой был усеян кусками штукатурки и всяким хламом; пахло сыростью и тленом. Поняв, что напряжение сковывает восприятие, Найл намеренно расслабился, глубоко вздохнув и закрыв глаза; затем, достигнув внутреннего безмолвия, сосредоточился глубоко. Внутри черепа ожила точка света, а тишина будто углубилась. В этот момент с полной достоверностью стало ясно, что никаких врагов, поджидающих в засаде, нет – в доме абсолютно пусто. Одновременно с тем на каком-то более глубоком уровне он уловил и другой запах, терпкий и чуть сладковатый. Запах смутно знакомый, но за счет чего именно, уяснить было сложно.
Найл резко, с силой пихнул фанерный лист, отчего гвозди, скрепляющие лист с рамой, повылезли и лист свалился внутрь. Найл забрался в дом. К этой поре он уже сожалел, что не оделся теплее: руки и ноги основательно озябли. Но уж коли забрался, стоять и попусту глазеть тем более бессмысленно. Свет из окна освещал переднюю достаточно сносно. На пыльном, усеянном кусками штукатурки полу виднелись бисерины крысиного помета – явный признак того, что пауки в этом доме не обитают. Крысы у них почитаются за особый отменный деликатес, они часами готовы ждать в надежде поймать хоть одну.
Все в точности как предполагал: пол в кровавых пятнах, а по пыли и мусору можно судить, что раненый волочился по полу. Метины тянулись через переднюю, где возле полуосыпавшейся лестницы виднелась полуоткрытая дверь; получался приток света и воздуха. Дальше шел коридор, выводящий на открытую площадку, – раньше, вероятно, здесь был сад. Кровавых пятен меньше не становилось. Дверь – полуоткрытая, – очевидно, была взломана: искореженный замок болтался, а притолока была исполосована вполне свежими рубцами, нанесенными зубилом или ломом.
Найл осмотрительно выглянул в поросший сорняками сад, затем прошелся взглядом по стене над дверью. Отвесная, без окон, она восходила к крыше, где виднелись уцелевшие кровельные желоба. Пришлось расстаться с версией, что на паука обрушилось сверху что-то тяжелое, – скажем, кусок каменной кладки. Вместе с тем, смахнув снег с порога, Найл и тут заметил следы крови. Этот сад явно хранил тайну гибели паука.
Неосвоившемуся глазу не было никаких ощутимых подсказок. Снег на земле запорошил все следы. Сад, границу которого образовывало впередистоящее здание, отделялся от смежных участков высокими стенами. В десятке шагов от двери росла молодая пальма. Дальше шли спутанные заросли сорной травы и невысоких кустов, где при желании можно неплохо спрятаться. Взыскательно оглядев дерево с более близкого расстояния, Найл обратил внимание на несколько свежесломленных веточек – верный признак того, что здесь кто-то недавно был. Но больше жесткая земля не выдавала ничего.
Найл проник через кустистую поросль вплоть до дальней стены; буйно разросшиеся травяные космы убедили его, что здесь не то что вчера – три месяца назад никого не было. А когда уже отправился назад, взгляд приковало нечто, заставившее замедлить шаг. Возле садовой стены в углу лежала груда пальмовых листьев, эдак равномерно, веером. Смотрелись они при этом настолько естественно, что Найл заметил их по чистой случайности. Тут он поднял голову и увидел, что на молодой пальме нет листьев. Кто-то буквально обтесал ее верхушку, оставив голый ствол. А в полуметре от обтесанной верхушки сиротливо висел обрывок веревки.