Сами того не зная, эти компьютерщики постепенно лишают нас всего, что делает нас настоящими англичанами.
Я предпочитаю марихуану и печенье так называемой настоящей жизни
Итак, сегодня утром вам придется принимать меня всерьез, потому что теперь я вовсе не долговязый автомобильный журналист с мозгами, полными всякой чепухи. Теперь я доктор. И у меня есть диплом.
Дело в том, что Брунельский университет наградил меня почетной ученой степенью, или, как мы, ученые, ее называем, honoris causa. Теперь я врач. Я могу починить вам ногу и пришить новый нос. Теперь я имею полное право видеть вашу жену голой. Я подумываю о том, чтобы приделать к своему имени на визитке пару букв.
К сожалению, они не посылают дипломы по почте. Поэтому в понедельник мне пришлось отправиться в знаменитый Конференц-центр в Уэмбли, где мне выдали мантию и плоскую шляпу, в которых я стал похож на гомосексуалиста.
Все происходящее было расписано по минутам. Задолго до самого события меня предупредили обо всех деталях, в том числе и о количестве шагов, которые надо будет пройти от выхода до сцены.
И я даже догадываюсь, почему мне об этом сказали. Вот я войду в зал, как нормальный и немного туповатый человек, и, разумеется, меня надо предупредить, что там двадцать одна ступенька, иначе я могу остановиться на полпути, решив, что уже дошел.
Относительно обратного пути, нам, докторам, уже не нужны были подробные инструкции. Там было написано просто: «участники процессии покидают помещение».
Между этими двумя действиями человек в мантии зачитывал список длиной в миллион имен, причем создавалось впечатление, что большинство этих имен были набраны в случайном порядке, а новоиспеченные ученые – нескончаемый поток желтых и коричневых лиц – подходили к канцлеру университета и забирали свои степени.
Я завидовал им всем черной и белой завистью. Твою мать, думал я, сидя в своей мантии и итонской беретке. Ну почему я не стал настоящим ученым, как они?
Вы никогда не должны жалеть о своем пережитом опыте, но, видит Бог, часто приходится жалеть о том, что пережито не было. Двадцать пять лет тому назад я решил, что в школе есть более интересные занятия, чем чтение поэм Мильтона.
Я катался на его книгах, как на санках, и в результате этих покатушек потерял свой билет в рай: в университет. С тех пор многое изменилось, мне даже дали ученую степень за то, что я болтался, как сосиска, под брунельским подвесным мостом. Конечно, мне льстит все это и смягчает горечь потери.
Я уверен, что высшее образование ровным счетом ничего бы не изменило в моей профессиональной жизни. Насколько я знаю, три года в университете студенты проводят или на диком острове близ Австралии, делая вид, что изучают гигантских моллюсков, или просыпаясь в кровати, которую их товарищи по общежитию вынесли ночью на центральную улицу города.
За те три года, которые я провел в газете Rotherham Advertiser, я научился намного большему, чем некоторые из тех, кто в понедельник вместе со мной пришел в Уэмбли.
Я успел заметить, что один из выпускников изучал последствия сексуальных отношений в тюрьме, а другой искал корреляцию между жизнью в Бутане и жизнью в Саутхолле.
Но я не дурак, по крайней мере сейчас, и прекрасно понимаю, что даже самый наитупейший курс в университете намного интереснее, чем ежедневная работа ради зарплаты.
Когда мне было девятнадцать лет, я рыскал по трущобам Ротерема и выслушивал истории толстых женщин, которые рассказывали, что головы их детей полны насекомых и требовали внимания со стороны городских властей.
Мне платили семнадцать фунтов в неделю – этого вполне хватало на галстуки и бензин. Но я был уверен на сто процентов, что половина моей зарплаты, уходившая на налоги, шла студентам, которые тратили эти деньги на марихуану и пирожные. Пока вы проводили вечера в красивых диспутах, я штудировал йоркширско-английский разговорник в надежде понять, о чем это со мной говорил человек из местной мэрии.
Пока на вас орали за восемнадцатую пропущенную лекцию за семестр, меня судили за то, что я неправильно расшифровал свои записи и допустил ошибки в своей заметке. А чтобы поправить ваши делишки, вам надо было всего лишь переспать с тьютором. Для решения моих проблем секса с судьей было недостаточно.
Окончив такого рода университет жизни, вы оказываетесь полностью опустошены. Хороший университет дает вам такой капитал знаний, что все остальное кажется легким.
Остается вопрос друзей. Я знаком с людьми, которые учились со Стивеном Фраем, Ричардом Кертисом и Борисом Джонсоном. И давайте не забывать о том, что Джон Клиз, Эрик Айдл и Грэм Чэпмен учились вместе в Кембридже, и я даже не могу себе представить, на что были похожи их совместные вечеринки. Наверное, они были повеселее, чем вечеринки с друзьями, с которыми ты познакомился, работая грузчиком в супермаркете.
Попробую донести до вас одну разумную мысль. В начале церемонии вручения дипломов в Уэмбли вице-канцлер Брунельского университета обратился к аудитории с речью, в которой рассказал, что в Европе существует пятьдесят институтов, возраст которых старше тысячи лет.
Это католическая церковь, парламенты Британии, Исландии и острова Мэн и парочка полуправительственных организаций в Италии.
Все остальные – университеты. И они до сих пор работают. И я пролетел мимо них, о чем буду сожалеть до конца своих дней.
Я побывал в раю… там было очень плохо
«Нет», – ответил я, когда продюсеры телепрограммы о реактивных самолетах предложили мне облететь земной шар за пять дней.
«Да», – ответил я, когда они сказали, что у нас будет однодневная остановка на Муреа, маленьком острове в пяти минутах езды от Таити.
На фотографиях Французская Полинезия кажется самым идиллическим местом на свете. Это ожерелье из 120 с лишним островов, разбросанных на территории размером с Европу в южной части Тихого океана. В реальности вам придется лететь туда целые сутки, чтобы понять, что это вовсе того не стоило.
В аэропорту все, начиная от таможенников и заканчивая таксистами, пытались повесить на меня цветочное ожерелье, поэтому в отеле и конференц-центре я появился в виде куста, а шея моя так согнулась под тяжестью, что я стал похож на груженого мула.
В отеле меня нагрузили еще парочкой ожерелий и спросили по поводу завтрака. Нет, не что именно я хочу покушать, а «не хочу ли я, чтобы его привезли в номер в каноэ».
И в этом заключается основная проблема жителей кусков вулканической лавы, жизнь на которых казалась тайной до появления реактивной авиации. Неважно, какой это остров, Мальдивы или Маврикий, Таити или Сейшелы. Везде одно и то же: все слишком утрировано.
Могу поклясться, что на рекламных брошюрах этих курортов изображена одна и та же пальма. Вы, наверное, видели ее – такая горизонтальная, склоняющая свою крону к ультрамариновой воде и белому песку.
А отели, в которых вам абсолютно по-тупому пытаются навязать вкус жизни тропических островов?
Вкус тропиков, по их мнению, это ванная, наполовину наполненная лепестками, полотенце, свернутое в розу, и личный катамаран, управляемый вашим личным слугой. Именно такой увидел островную жизнь Робинзон Крузо? Да откуда вам знать. Вы можете быть уверены только в одном – ваша нога никогда не ступит за территорию отеля.
Для полной завершенности картины весь обслуживающий персонал одет в нелепые одежды, которые, по всей видимости, являются национальными платьями. На Таити даже мужчины вынуждены носить идиотские юбки, и для полного унижения их заставляют ходить босиком по раскаленному песку.