Осторожно подступившись к краю, Комен взглянул вниз и невольно отшатнулся. Платформа пари́ла на высоте птичьего полёта, откуда открывался потрясающий вид. Далеко внизу укрывшись туманом, лежали верхушки домов, напоминающие кукурузные хлопья в молоке. Всё, что было ниже, разглядеть было невозможно, но ущелье, где жил Комен, плавно перерастающее в гору, представляло захватывающую картину.
Слегка успокоившись после взгляда вниз, он накинул капюшон. Чуть было не потеряв равновесие от начала движения платформы, Комен стал всматриваться в лица окружающих его альбосов, засвеченные сиянием Великого кристалла. Среди них были двое бородатых братьев близнецов с мускулами, будто высеченными из камня. Изредка переглядываясь друг с другом и скрестив руки на груди, они горделиво смотрели на Ион Сола. Его Алое нутро пульсировало, издавая звуки похожие на биение сердца. Четвёртым из семёрки оказался печальный лысый мужчина в мешковатой одежде, он не надел капюшон, а, встав на колени, напевал «песнь искупления» и периодически возносил руки к небу. На лбу у мужчины красовалась татуировка в виде ромба в круге, символизирующая Сол. Фанатик.
Взгляд Комена остановился на знакомом лице.
— Некрас? — прошептал он. — О-о, не-ет… Нет-нет-нет! Что он здесь делает?!
Щуплый паренёк с вытянутым вперёд подбородком и длинным, острым носом пристально смотрел на Комена.
«Только не это!» — с досадой подумал он, шлёпнув ладонью по лбу. — «И почему я его раньше не заметил? Уже спрыгнул бы на скалы!»
Скалясь во весь рот, хулиган, отравлявший Комену детство и юность, пружинящей походкой подошёл ближе. Хлопнув того по плечу, он затянул:
— Ну што-о, малыш-ш, вам всем коне-е-ц!
— Зараза! — рыкнул Комен сквозь зубы. — Опять пыльцы нанюхался. Отвали от меня!
— Знаешь, что-о это такое, а?
Некрас приподнял подол рубахи. На поясе висело нечто вроде драгоценного камня, размером с фалангу большого пальца. Изумрудный кулон на верёвке, похожий не то на зуб, не то на застывшую каплю смолы, притягивал взгляд. Внутри, мерно перетекая из одного конца камня в другой, словно пузырёк воздуха в смоле, пульсировала энергия.
— Нет, и знать не хочу, — оскалился Комен, сжимая кулаки.
— Это мой билет в безбедную жизнь, малец! — ответил Некрас и расхохотался как безумец. Он не общался почти ни с кем и в широких кругах слыл либо сумасшедшим, либо пыльцовым наркоманом.
Внимание привлёк лысый паломник. Казалось, он пел слишком уж громко. Осмотревшись Комен понял, что каждый на платформе озадачен. Пел не паломник. Голос отдавал железными нотами, но точно был женским, но разобрать слов не вышло.
Затем произошёл ряд быстро сменяющих друг друга событий. Откуда-то снизу возник ярко-голубой столп света и пронзил Ион Сола насквозь. Платформа вознесения рывками замедлилась. Альбосы, не устояв на ногах, попадали на платформу. От кристалла к печатям Комена стали проскакивать тонкие электрические разряды.
«Началось!» — подумал он и принялся молиться. Ни одно слово песни искупления не пришло в голову. — «Как же там было…»
Но помолиться он не успел. Сердце за мгновение ушло в пятки, так как платформа стала резко снижаться, так и не долетев до места назначения.
— Что… Что ты сделал?! — прокричал Комен, требуя ответов, но от скалящейся ухмылки Некраса не осталось и следа. Хулиган был бел как чистый холст, хватал ртом воздух и оглядывался то по сторонам, то глядя на зелёную каплю на поясе. Подползая ближе к Комену, Некрас схватился за ногу парня и задыхаясь прошипел:
— Это не я! Слишком рано! Почему мы падаем?! Так быть не должно!
Платформа набрала скорость и камнем неслась вниз, когда произошёл взрыв. Огромная волна энергии алой лавиной двинулась от кристалла, застилая всё на своём пути. Комен смотрел на надвигающийся всплеск и, хотя его эмоции пока ещё не выжгло, он не чувствовал ничего. За последний час он потерял лучшего друга; пережил расставание с подругой; скорбил, поднимаясь на огромную летающую глыбу, не попрощавшись с матерью; несколько раз вспомнил отца; и испытал ещё массу эмоций.
Сейчас же он безвольной куклой летел спиной вниз, глядя на надвигающийся апокалипсис. В голове одинокой искрой металась мысль: «Как красиво!».
Время замедлилось. Уши заложил оглушающий гром, дошедший на пару мгновений быстрее, чем плотная волна энергии и через несколько мгновений багряно-алый цвет заполнил всё.
Комен громко выдохнул и закрыл глаза.
Глава 2. Меритас. Лорд Хейдина
«Смелость, граничащая с безрассудством, заключает в себе более безумия, нежели стойкости»
Мигель де Сервантес Сааведра
Как прекрасен верхний Хейдинбург в затишье перед бурей. Чайки летают низко, почти касаясь крыльями стен крепости, что расположена на скалистом обрыве. Беспокоятся о надвигающемся шторме, но ещё не готовы попрятаться в скале. Редкие деревья, что растут на склонах рядом с крепостью, полны горделивой решимости. Стоят, не шелохнувшись, готовясь противиться надвигающемуся ветру. На горизонте виднеются отблески закатного Фолио, который садится прямиком в воду Хейдинбургской бухты.
Гавань прикрыта от внешних вод, с одной стороны горной грядой, с другой — песчаной насыпью, отделяющие бухту от океана Грёз. И насыпь, и горы защитили бы Хейдинбург от любой бури. И пусть на Тефтонге редко случались порывы ветра, способные унести хотя бы пухлокрылку. Не говоря уже о том, чтобы поднять опасные волны.
Три маленькие пташки, в простонародье называемые следопытками, вспорхнули со старого ветвистого дуба, испугавшись громких звуков. Весь гарнизон замка слышал перепалку Лорда Ёрина и его сына Меритаса. Такие сцены происходили с завидной регулярностью, в основном, когда отец запрещал юноше покидать стены крепости после захода Фолио.
— Ты так ничего и не понял! — выкрикнул с внутреннего двора отец.
Стражники на стенах обожали греть уши, чтобы после вахты поделиться новейшими сплетнями с друзьями или выпросить у трактирщика стакан холодного хмельного напитка взамен на слухи.
— Она просто нас бросила! А я не такой! — голос принадлежал молодому человеку.
Рядовому Клоу сегодня выпала честь стоять часовым во внутреннем дворике замка. Он следил за порядком, — а чаще всего спал, — на стене крепости, перед дубом, что рос уже пятое поколение Дрезденов и доставал могучими ветвями до самых зубцов. Солдат заговорщицки переглянулся со стоя́щим неподалёку приятелем, и оба закатили глаза. Причина ссоры почти всегда оставалась одной и той же. И хотя Клоу не хотел выволочки от начальника гарнизона, он всё же нарушил дисциплину. Сверкнув золотым зубом, тихо сказал товарищу:
— Я в четырнадцать лет уже за девчонками бегал, а Мерика отец до сих пор муштрует да к пассии не отпускает! Хе-хе. Не удивительно, шо сынок бесится!
Второй рядовой Щорс, глядя на старый дуб, ответил сипловатым басом, не боясь, наказания за болтовню:
— Да отстань ты от парня, всё он правильно делает. Я от мамки с папкой сбега́л, когда малым был. А отец у него, как жинку потерял, так замкнулся и вон, вишь, теперь, за сына боится. Как будто тот помрёт, если к девке на ночь сбе́гает.
Крики прекратились. Приятели услышали приближение шагов и замерли на посту, уставившись в точку перед собой и многозначно улыбаясь.
— Да здравствует Его Величество!
— Да, да… Здравствует он, что ему будет, — Лорд Ёрин быстрым шагом прошёл мимо солдат с мечтательным лицом. Владыка земель от Ласкерля до Элинга носил маску задумчивости всегда, когда не ссорился с сыном.
Бегло осмотрев часовых, кивнул. Не то рядовым, не то своим мыслям. Кто их, лордов разберёт?
Подойдя к каменной стене Ёрин встал рядом с Клоу и опёрся о бойницу. Дюжину глубоких вдохов лорд смотрел куда-то за горизонт, погрузившись в раздумья. Рассматривал закат, отливающий бронзой на морской глади, и слушал шелест листьев трёхсотлетнего дуба. Тот, будто живой, слегка покачиваясь на ветру, практически гладил лорда веткой по голове.