— Двадцать лет я верой и правдой служил во благо ордена! Двадцать раз по три сотни соловых циклов! Ни дня я не сомневался в праведности Мастера. Ведь он отмечен богом! Самим Инаем! Сначала, как желторотый юнец, я верил в сказки о прокля́том огненном существе из внешнего мира, чей приход должен изменить жизнь до неузнаваемости. Знаешь, мне было плевать, что произойдёт, лишь бы выбраться из грязи.
Меритас аккуратно поднялся и, уставившись под ноги, стряхнул землю с новеньких форменных штанов. Майор продолжал:
— После стал осторожнее… Оброс толстой кожей, перестал без разбора верить во всё, что проповедует орден. Обзавёлся званием и серебром, но по накатанной продолжал работать под прикрытием и выполнять приказы. Идеи уничтожить Сол и его последователей уже тогда казались мне излишне радикальными, но они исходили из уст мастера. А его я уважаю, — тон Сурво постепенно становился спокойнее. — Всё изменилось, когда появился ты — потомок Иная!
Майор взял Меритаса за подбородок, взглянул в глаза и медленно произнёс:
— Повтори, что ты сказал.
Юного лорда передёрнуло от страха. Он потерял дар речи, ведь, как обычно, ляпнул первое, что пришло в голову. К тому же не от своего имени, а от имени бога, чью шкуру успел на себя примерить, не думая ни об ответственности, ни о последствиях. Сурво прохрипел:
— Повтори! Свои! Слова!
Мерика потряхивало, но отступать слишком поздно. Раз примерил на себя чью-то роль — то играй её до конца. Упрямство взяло своё.
— Он бы не одобрил! — выпалил Меритас, его голос подрагивал от адреналина, но уверенность в собственной правоте добавляла мужества в голосе. — Инай не сжигает беззащитных! Так нельзя!
Сурво отряхнул рукав Мерика от грязи и похлопал по плечу:
— Таким ты мне нравишься больше, чем тот капризный мальчишка, устроивший пожар на заставе.
Меритас хлопал ресницами не зная, что ответить. Майор продолжил:
— Я убивал ради бога, которого никогда не видел. О, как самозабвенно я это делал! — вскинув культю вещал он. — Теперь сам бог говорит мне, что я был не прав. И знаешь… Что-то в этом есть!
— Командир! Я вижу корабли! Много кораблей! — воскликнул Орен. Он держал в руке маленькую подзорную трубу с треснувшим стеклом и смотрел в направлении океана.
— Дай сюда! Где?!
— Левее, между верхушек сосен. Видите? — солдат указал направление.
Сурво сощурился, замер на мгновение. Бровь майора медленно поднялась, и он, присвистнув, выдохнул:
— Надо отдать Унеросу должное, подготовился он основательно!
Глава 19. Комен. Запах грозы
«Вот небо подёрнулось тёмною негой.
Едва улыбнулась герою удача,
К холке прильнул он коричнево-пегой,
Галопом пустился, кулончик припряча»
Из сказаний «Об охотнике за грозами»
Растерянный Комен вышел из крепости, озираясь по сторонам. В одной руке у него блестела маленькая лакированная коробочка, а во второй, лежали свитки пергамента.
Лорд отдал кольцо в невзрачной коробке, чтобы не привлекала внимания. Закрыл на ключ. Сказал, что узнает, если кто-то попытается открыть её. А магам, видите ли, не обязательно смотреть на кольцо, чтобы найти копию. Непонятно, как можно на расстоянии узнать об открытии коробки, но ясно одно: лорд ещё не пропил последние мозги. Несмотря на учтивый тон и сальные льстивые речи, Комену он не доверял.
Ещё Ёрин размашистым почерком написал подорожную грамоту, что следовало вручить привратнику, на въезде в Ласкенту и маленькую весточку для кузнеца. Комен внимательно осмотрел пергамент, но узнал только знакомый «сложный» символ, означавший сожаление.
Закончив выводить причудливую подпись на грамоте, лорд сложил пергамент и поставил на нём сургучную печать в виде дерева с широко раскинувшейся кроной. После чего попросил стражников всячески содействовать многоуважаемому господину Комену в его делах, а так же выдать в дорогу двухнедельный рацион.
Господин, ха, так и сказал, льстец. Всё это порядком нервировало, но, как говорят послушники на Ильдраире: «Мысль думается медленно, но решение приходит мгновенно». Комен так и сделал, сначала решился помочь, а только потом подумал, что-то здесь нечисто.
Ёрин слишком просто расстался с дорогущей семейной реликвией, отдав её буквально первому встречному. Это настораживало. Наверняка отправит кого-нибудь следить. Или сам будет смотреть на альбоса через хрустальный шар. Сол их разберёт, элларийцев этих! Лишь бы потом не пожалеть…
С площади послышался знакомый голос:
— Ур-ра! Утопленник! Ты свободен! Я же говорил, он ни в чём не виноват!
Матеус пронёсся через весь мост и, едва не сбив, обнял Комена. После чего отвёл альбоса на базарную площадь. Людей там стало куда меньше. Торговля прекращалась, лавочки закрывались. Торговцы запрягали рогоколов и по очереди отправлялись вниз по улице.
Неподалёку, на лавочке, сидела худая девушка. Простенькое, но чистое голубое платьице, серый пыльный дорожный плащ из грубого материала. Засаленные тёмные волосы, собранные в пучок. Застывший стеклянный взгляд в небо и аккуратно сложенные на бедре руки. Такая лёгкая и хрупкая. Это её Комен пытался защитить у ворот.
Вокруг девушки прыгал Шу-шу и, заметив хозяина, вмиг оказался у него на плече.
— Привет, — криво улыбнулся Комен, подняв ладонь. Девушка не отреагировала. — Мат, у вас всё в порядке? Прости, я погорячился там…
— Неа! То есть, да, всё хорошо! Хорошо, что тебя забрали! В смысле нехорошо, конечно, но пока тебя не было… — тараторил Матеус, забывая делать паузы. — Пока тебя не было, я обо всём договорился! У нас теперь есть телега! И рогокол! Он ещё молодой, но уже сильный и быстрый! Отвезёт на хоть в Ласкерль, хоть в Элинг. А ещё с нами поедет Мия! У неё есть фрукты, можем взять их побольше, но они уйдут на корм рогоколу…
Комен закатил глаза, но не стал перебивать.
— Мия? — спросил он, когда Матеус закончил сбивчивый доклад.
— Так меня зовут… — тихо произнесла девушка. — Здравствуйте, уважаемый господин Комен…
— П-приветствую, — выдавил из себя он, и с недоумением взглянул на Матеуса.
— Ей тоже нужно в Ласкерль! Только она сла́бо видит. Зато мы сложили наши гемы, хватило на тележку и рогокольчика! Я сам выбирал!
— Ты что у неё гемы взял?! — прошипел альбос, прикрывая рот рукой. — Мия, если хотите вернуть самоцветы, только скажите. Мат всё делает по-своему, но из лучших побуждений, уверяю. Не держите на него зла.
Комен сел рядом с девушкой.
— Спасибо господин Комен, но нет! Матеус рассказал о вас много хорошего, прошу, возьмите меня с собой.
Болтливый мальчуган, милый зверёк, растерянный альбос с потухшей печатью. Кого-то же не хватает? Как насчёт слепой девчонки? Ох, Сол, у тебя отменное чувство юмора.
— Я не уверен, что нам по пути… — начал Комен, но Мия перебила его.
— Вам нужно в Ласкерль?
— Это так, но…
— Мне тоже, и я готова заплатить за сопровождение!
— Я не…
— По пути, на реке Беленке, близ Слепых холмов, есть небольшая деревушка. Там живёт моя двоюродная сестра. Я попрошу у неё гемов и расплачу́сь с вами, господин Комен.
— Не нужны мне гемы! Я просто тороплюсь.
— Вам очень пригодилась бы телега, купленная Матеусом и мной, — Мия сделала особенный акцент на последнем слове.
А ведь она права… Что же, разве может герой Ионии отказать девушке? Комен сделал глубокий вдох. Ещё одно решение, о котором он определённо пожалеет.
— Хорошо. Мат, подъезжайте на телеге к крепости, там выдадут еды. А я пока схожу в кузницу. Очень хочу посмотреть на лицо кузнеца, когда он узнает, что я хочу у него попросить.
Глядя на то, как Матеус вскинул брови, Комен добавил:
— Что? Я тоже зря времени не терял.
***
Сначала кузнец долго смеялся над просьбой. Затем отказывался верить записке лорда, но после того как внимательно изучил сургучную печать на втором письме, взвыл как раненый зверь. Комену показалось, что кузнец уронил скупую слезу, выбирая молот, из которого ему предстояло сделать копьё.