«Бесполезные, — кольнуло в голове. — Кто-нибудь кроме меня вообще думает, как не сдохнуть с голоду?»
Глядя на попутчиков исподлобья, Комен запрыгнул на рогокола и в сердцах стеганул его как можно сильнее.
Вскоре путники добрались до сердца Ласкерля — площади четырёх стихий, — которая делила город на четыре стороны: позади остался уходящий вниз город. Слева, — от края площади и до самой пропасти, — возвышался купол арены «Гармонии стихий». Спереди, — за странным мерцающим барьером, — начинались длинные приземистые строения академии, с колоннами и остроконечными черепичными крышами. А справа упиралась в холм постройка, больше похожая на большую теплицу.
Площадь украшал каменный монумент девушки в лёгком платье воздевшей руки к раскрытой книге, парящей в воздухе, с позолоченной птицей на обложке. Девушка стояла выгнув грудь и будто бы противясь сильному ветру.
— Фелиция Вторая! — выдохнул Матеус.
— Кто такая? — недовольно спросил Комен.
— Королева! В народе её назвали Спасительницей. Помнишь книгу, что мы читали у бабушки? Это она её написала и дала указ раздавать каждому желающему! Учила обычных людей магии. Мы многим ей обязаны.
Среди спешащих по своим делам магов, одетых в мантии четырёх цветов, выделялись торговцы-лавочники, облепившие подножие Фелиции. Кто-то продавал сувениры, кто-то деревянные кольца.
Но вот напасть, еды нигде не было.
В одной из лавок Комен заметил милых шарообазных зверьков с огромными глазами, кошачьими усами и пушистой короткой шёрсткой, которых продавец, утопая в толпе молоденьких учениц, называл «котишками». Один такой котишка вжался в столешницу лавки, буквально растёкшись по ней и, резко выпрямившись, спружинил в воздух, хватая зубами пролетавшую мимо бабочку.
Живот альбоса предательски громко проурчал оду здоровой пище. Здоровой в смысле большой, очень большой. Причем, тем полезнее для организма окажется еда, чем больше он сейчас съест.
— Надо перекусить, иначе я окончательно выйду из себя. Мат, есть здесь где-нибудь хоть слово о еде?
— Вон там, справа от статуи, написано «Дворик насыщения». Может там есть еда?
Комен глянул в сторону строения с прозрачной крышей, похожего на теплицу. Возле входа толпились студенты. Они заглядывали внутрь, хихикали в кулак, но не заходили. Около двери, боясь отойти слишком далеко, суетилась грузная женщина в белом халате и таком же колпаке. Подогнав Ветерка поближе, Комен расслышал, как та, чуть ли не срываясь на плач, причитала:
— Где же ты, Толкрин, голубчик? — она поднесла ладонь ко лбу и вгляделась в небо.
Комен остановился неподалёку от входа и, не найдя столба для привязи, спустил на землю Мию.
— Постой, пожалуйста, здесь.
Он пересадил ослабшего Шу-шу на плечи девушке, подвёл её к голове рогокола и положил её руку на оголовье Ветерку. Альбос отлично знал, что Мия не сдвинется с места. Да и здоровяку будет спокойнее.
— Мы узнаем, как можно заработать на еду и вернёмся.
— Пресвятая Фелиция! Мальчики, не ходите внутрь, там хулиган! Надрался до одури и кулаками машет, людей пугает!
— О, Комен, это по твоей части! — хохотнул Матеус.
Альбос погладил живот, услышав урчание, и скорчил гримасу:
— Я хочу есть так, что готов проглотить даже хулигана.
— Гляди, чтоб осталось чем есть!
— Правда твоя… Чтож, Пег сьел мой ужин, ему и разбираться, — прошептал Комен, и, обернувшись, позвал здоровяка: — Пегги, дружище, не хочешь пойти с нами?
Уговаривать не пришлось.
— Хы-ы! Пег любит гулять! — разнеслось по площади.
Молодые маги у дверей теплицы медленно развернулись в направлении телеги. Один лишь вдох они изумлённо рассматривали путешественников, и тут же разразились гавкающим хохотом.
Троица, не обращая внимания на пальцы, направленные в их сторону, и смешки, зашли в строение. Первое, что бросилось в глаза: закрученные в спираль потоки чистой воды, проходящие аккурат над головами спутников от одного гема к другому, будто отражаясь, как свет отражается от зеркала. Комен сразу заметил, что висящие в самоцветы перенаправляют воду.
Откуда-то изнутри, вперемешку с грохотом и звоном падающей посуды, слышались каркающие крики:
— Кр-ра! Хр-рш! Кар-рс!
Источника видно не было, потому как взору препятствовали десятки деревьев, вросшие прямиком в деревянный пол теплицы и деревца поменьше в глиняных горшках. Небольшие столики, установленные вокруг стволов деревьев и длинных узких клумб с кустами, поросшими ягодами.
Комен, разглядывая искрящиеся потоки, не сразу обратил внимание, что в дальнем конце помещения свирепствует мускулистый темнокожий парень. Он выломал очередную доску из столика и швырнул её в низкого полноватого мужчину в тёмно-коричневом фраке, защищающегося подносом, но промазал и доска пролетела мимо, к ногам женщины в блестящем платье.
— Где-е?! Шак-калы! Верните!
Язык буяна заплетался, что, впрочем, не мешало тому поднять массивный пенёк, служивший стулом и метнуть в сторону прибывшей троицы. Комен нырнул в сторону, увлекая за собой Матеуса, но совсем забыл о Пеге. Здоровяк выставил перед собой великанскую ладонь и лишь еле заметно качнулся, когда в него прилетела колода.
Барагоз сбросил серую накидку и обнажил изуродованный шрамом торс.
— Где мой молот?! — яростно завопил он тяжело дыша и сжимая кулаки.
Одним прыжком хулиган подскочил к деревцу в горшке, вроде того, на котором росли дюши и, крутанувшись на месте, вновь пустил его в Пега. Бедняга закрылся локтями, но горшок, разбившись на глиняные черепки, содрал на руках кожу и окатил здоровяка влажной землёй.
— Больно! Пег не любит больно, — жалобно сказал Пег, недоумевающе моргая.
Темнокожий размял плечи и побежал на Пега, оттягивая кулак для удара.
— Пегги! — крикнул Матеус. — Берегись, крабы!
Какие ещё крабы?!
Комен невольно повернулся выискивая юного мага взглядом и заметил, что тот забрался на дерево и показывает альбосу, чтобы тот спрятался за ствол.
Тем временем Пег, будто ужаленный, подскочил, оглянулся и, завывая что-то нечленораздельное, ринулся вперёд. По пути здоровяк сшиб не только хулигана, размахивающего руками, но и пару горшков. Поскользнувшись на разбросанных повсюду столовых приборах он упал. Проскользив на спине, ударился головой о стену, у которой стояла пёстро одетая парочка. Женщина зажмурилась, и издала душераздирающий крик, — самую высокую ноту, когда-либо слышимую Коменом, — от которого с характерным щелчком треснула пара стеклянных ячеек в крыше. Певица, Сол её забери.
— Вот это я понимаю, мечта игнийца! — вставая прошипел темнокожий, отхаркнул кровь и, пошатываясь, направился к Пегу. — Хорошая драка под вараньи визги!
Тот пару раз ударил себя по голове и, пыхтя как рогокол, застрявший в тине, принялся размахивать ручищами.
Темнокожий барагоз осыпал Пега ударами, но тот лишь распалялся. Здоровяк сделал шаг вперёд, норовя схватить юркого противника, но промахнулся. Тот ловко присел, поднырнул под руку и шлёпнул Пега по затылку, после чего небрежно пнул того по заднице, толкая к дереву, на котором сидел Матеус.
Комен из-за укрытия наблюдал за темнокожим. Его усталый взгляд выдавал прихмелевшее состояние. Но двигался он слишком плавно, центр тяжести переносил мягко и быстро, не боясь потерять равновесие. В то же время будто танцевал. Наслаждался происходящим.
— Дав… Ик! Дава-ай! — храбрился хулиган.
Пег, с ускорением влетев в столик, — заботливо сооружённый вокруг плодового дерева, — разломал его в щепки. С яростным рёвом здоровяк ободрал нижние ветки, обхватил ствол, напрягся и вырвал его, увлекая за собой белёсые обрубки корней.
— Дядя-а-а! — вопил Матеус, сидевший на том деревце, вцепившись в основания ветвей. — Коме-ен, остуди его-о!
Альбос нашёл взглядом несколько блестящих гемов, перенаправляющие потоки воды и метнулся к зелёному. Если верить рассказам Мата, в нём должно быть поменьше энергии.