Вспомнилось, что совсем рядом - океан. Она закрыла глаза, представляя карту мира. Южное полушарие, северное побережье... Город из дерева и камня, светлокожие и темноволосые люди... Бразилия? Австралия? Какие-то острова? Бессмыслица. Нет, сегодня ей эту загадку не разрешить, если только ее хозяева не захотят сами все рассказать. Но делать что-то надо! А что, если сбежать из замка, задумалась Женя. Если замок - часть розыгрыша, то за его пределами она встретит людей, говорящих на нормальном языке. Они объяснят, где она находится и как вернуться домой. Но смогут ли они объяснить, как она сюда попала?
Если ее действительно каким-то образом усыпили по пути из кафе и самолетом доставили сюда, это должно было занять какое-то время. Часов шесть, самое малое. За это время она должна была проголодаться, захотеть в туалет, даже успели бы вырасти волоски на бровях, которые она каждый день старательно выщипывает. Но ничего этого не было. Женя помнит, что было на самом деле: она шла по темным дворам, зябла под мелким дождем, вдруг все исчезло в тумане - и она оказалась у валуна в лесу. Она не теряла сознания. Прошло не несколько часов, а несколько секунд.
Женя придвинула к себе карту и еще раз недоверчиво посмотрела на континент Матагальпа.
- Ианта? - спросила она у Мали, указывая пальцем на север материка.
- Ианта! - ответил тот, вставая и низко кланяясь.
Она беспомощно оглянулась на Сериаду. Девушка отложила вышивание, легким шагом подбежала к столу, кивнула.
- Ианта, - сказала она, указывая на карту. - Олуди. Евгения-олуди, - сказала она, дотрагиваясь пухлыми пальчиками до плеча Жени, и поклонилась.
И вдруг, опустив глаза на тетрадь, засмеялась. Со страницы улыбалось ее собственное лицо. Женя, сама того не заметив, нарисовала портрет Сериады. Этот смех все решил. Женя поняла, что совсем не хочет уходить из теплого замка, где ее так любят, в чужой и холодный город. У нее нет местных денег, она не понимает языка, да и куда ей идти в этом дурацком платье и легких туфельках? Пусть не сегодня, но отгадка непременно найдется! Нужно просто потерпеть и постараться как можно больше узнать об этих странных людях. Она вырвала листок с рисунком, отдала его Сериаде и жестом попросила учителя сесть.
- Ло нэй. Я сижу. Лори нэ. Ты сидишь.
...С устной речью дело сразу пошло на лад. В гимназии Женя изучала английский и французский. Может быть, этот опыт в какой-то мере помог ей и теперь. В тесном общении с местным коллективом не разобраться в языке было невозможно. Это было тяжело, иногда это приводило ее в отчаяние, - но уже через три недели Евгения понимала щебетанье своих служанок и худо-бедно могла объясниться сама.
Да, чуда не произошло. Каждую ночь, ложась в кровать, Женя надеялась проснуться в своей комнате, на седьмом этаже обычной городской высотки. Каждую ночь она просила бога, судьбу и инопланетян вернуть ее домой. Порой она не могла заснуть, лежала до утра, глядя на тлеющие угли жаровни, и слушала стук дождя за окном. Бывало, вставала посреди урока и уходила в какой-нибудь угол, подальше от всех, чтобы поплакать в одиночестве.
Хуже всего была полная безысходность. Если б нашелся хоть какой-то способ спасения, Евгения пошла бы на все, лишь бы вернуться домой! Но иантийцы, которые были так добры к ней, ничем не могли помочь. Они понимали ее печаль и сочувствовали. Но, говорили они, она ведь - олуди и теперь всегда будет с ними! Женя долго не могла понять смысл этого слова, слишком беден был еще ее словарь.
Иногда тоска по дому становилась невыносимой. В иные дни она даже не вставала с кровати. Люди, вещи, запахи - все тогда было ей противно. Она ненавидела этих темноволосых женщин и мужчин, этот старый замок, всю эту странную землю, пленившую ее. И часами лежала, глядя в потолок, чувствуя, как текут по щекам слезы, не отвечая ни на чьи слова. Потом черная тоска отступала, и Евгения, как ни в чем не бывало, продолжала заниматься с учителем и задавала ему тысячи вопросов. Природная любознательность и легкий нрав помогали ей справиться с горем. К тому же, будучи для своих лет достаточной начитанной, - не зря же последние три года принимала участие в олимпиадах по истории - она с интересом изучала здешнюю жизнь и постоянно, насколько это было в ее силах, сравнивала ее с известными ей историческими фактами.
Ианта не была фикцией. Ее не разыгрывали. Она жила в столице страны, городе Киаре, в царском замке. Его нельзя было назвать дворцом - это была именно крепость, окруженная стеной для защиты, с цитаделью - просторной четырехугольной постройкой из огромных плотно пригнанных друг к другу камней, над которой возвышались две тридцатиметровые башни. Еще одна башня стояла вплотную к стене, и с ее смотровой площадки были видны окрестности на десятки километров. Замок уже давно был переделан для мирных нужд. Это снизило его ценность как военной крепости, но Женя об этом не знала. В цитадели располагался Большой зал, где проходила каждодневная жизнь его обитателей. Здесь круглые сутки было многолюдно и шумно. В одной из башен жил царь. Властелином Ианты оказался ее улыбчивый спутник Хален, а Сериада была его родной сестрой.
В другой башне трудились царские чиновники. А вокруг Большого зала и двора теснилось несколько больших и малых зданий, построенных в разное время. Здесь была кухня, хозяйственные помещения, конюшня, казарма царских офицеров, жилые дома. За замком нашлось место для спортивных площадок, где офицеры царской гвардии фехтовали, тренировались в метании дротиков и боролись друг с другом, для многочисленных мастерских, складов и домов челяди.
Придворных в привычном Евгении понимании этого слова у Халена не было. Его министры и чиновники жили в городе и приезжали в замок лишь по делу, а чаще он отправлялся в присутственные места, занимавшие в городе целый квартал. Жены гвардейцев также жили в Киаре. Небольшое светское общество группировалось вокруг Сериады, давно лишившейся матери. Было оно исключительно женским: эти жены и дочери достойных мужей прислуживали царевне и одновременно опекали ее. Здесь не принято было оставлять знатную женщину одну хотя бы на несколько минут. Евгения ощутила это на себе: и Сериада, и ее подруги всегда были рядом и выполняли все ее прихоти.
Однажды утром она опять проснулась в плохом настроении. Ей снилась мама. Женя представила, каково ее родителям сейчас. Сколько прошло времени - месяц? Увидит ли она их когда-нибудь? А если они встретятся, то как скоро это будет для них? Быть может, она вернется в свой мир в ту же секунду, когда исчезла. А может быть, наоборот, там пройдут столетия?
"Женя, солнышко, вставай!" - голос мамы прозвучал в ушах так отчетливо, что она заплакала навзрыд. На столике у кровати лежала ее сумка - единственное, что напоминало о прошлом. Женя протянула к ней руку, но поняла: все бессмысленно. Эта сумочка из искусственной кожи, и лежавшие в ней разрядившиеся мобильник и плеер, и кошелек с бумажными рублями - ничто не поможет. Она уже насквозь пропахла здешними цветами и кушаньями и даже по-русски наверняка говорит теперь с акцентом. Она не вернется, никогда не вернется домой!
Когда Сериада вошла в комнату, Евгения монотонно раскачивалась на кровати, прижав к груди подушку. Светлые глаза на угрюмом бледном лице смотрели сквозь царевну. Девушка хотела погладить ее по голове, но Евгения отмахнулась.
- Не трогай меня!
- Не нужно плакать, Евгения, - тихо сказала та. - Ты олуди, ты сильная. Вставай. Пойдем гулять.
Та будто не слышала. Но когда Сериада опять коснулась ее плеча, она крикнула:
- Уйди! Оставь меня в покое! - и глянула так свирепо, что Сериада, покраснев, отскочила и выбежала из комнаты.
Евгении стало стыдно. Маленькая царевна не желала ей зла. Она не заслужила упреков. Накинув халат, Женя поднялась с кровати.
Сериада тихо плакала у окна в соседней комнате. Подходя к ней, Евгения поймала себя на том, что пытается сообразить, как правильнее перевести на русский здешние титулы. Сериада - царевна или принцесса? Ее брат Хален - царь или король? Разницы, по сути, нет никакой, это всего лишь вопрос перевода. А сама она, олуди, - кто?