Доминик взглянула на нее, кивнула и отвернулась, но Фетр хватило проницательности заметить, что в ее поведении что-то изменилось.
– Как его зовут?
– Хьюго, – не оборачиваясь и продолжая глядеть в сумрак зала, ответила Доминик.
– Он тоже врач, да? – спросил Орам, стоявший рядом с Фетр.
– Oui.
Фетр не знала, как и почему в ней родилось это убеждение, но она была уверена, что здесь таится какая-то загадка.
– Вы хорошо его знаете?
– Нет, не очень, – смешавшись, ответила Доминик.
Фетр больше ни о чем не успела ее спросить, так как девушка развернулась и направилась к входной двери. Когда, открыв ее, Доминик выпускала их наружу, Орам улыбнулся ей своей самой масляной улыбкой и произнес:
– Мерси.
– Не за что, – улыбнулась Доминик.
Фетр вышла в морозную тьму навстречу одержимым мотылькам.
Елена и Айзенменгер, вернувшись после поездки с Грошонгом, разминулись с Хьюго. Они сразу поднялись в свою комнату, никого не встретив по дороге и даже не догадываясь о том, что их хозяева принимали в это время представителей полиции. Они бросили монетку, чтобы решить, кто первым идет в ванну. Айзенменгер выиграл и не проявил должной учтивости, решив воспользоваться своей победой.
– Только недолго, – взмолилась она.
– Почему бы тебе не принести мне чашечку кофе?
– Наглая свинья.
– Пожалуйста, черный с одним кусочком сахара, – рассмеялся Айзенменгер.
Елена улыбнулась и направилась вниз, на кухню. Она уже наливала кипяток в кружки, когда вошел Хьюго.
Она подняла голову, улыбнулась и поставила чайник на место.
– Привет, Хьюго!
– Елена! Ты потрясающе выглядишь!
Они подошли друг к другу, обнялись и несколько смущенно обменялись поцелуями.
– Да ты просто красавица! – делая шаг назад и широко улыбаясь, повторил Хьюго.
– Спасибо, – благодарно кивнула Елена.
Хьюго сел за стол, она заняла место напротив него. С мгновение они молчали, и Хьюго просто рассматривал Елену чуть ли не с профессиональным интересом. Елена даже неловко заерзала, словно он уличил ее в каких-то неподобающих мыслях или поступках. Она не знала, что сказать. Восемь лет разлуки настолько отдалили их друг от друга, что теперь она видела перед собой лишь смутное напоминание о прошлом; и тем не менее она знала, что время любит шутить. Эти воспоминания были столь же иллюзорными, как детские мечты и надежды, и образ Хьюго с этого расстояния мерцал, как мираж в пустыне. Она помнила, с какой легкостью он двигался, как уверенно ориентировался во всем, и это всегда ее настораживало, поскольку она и представить себе не могла, что человек может быть таким самонадеянным. И сейчас она различала в Хьюго того же самого человека и в то же время совсем другого.
Оптическая иллюзия.
Стоит взглянуть на человека с иной точки зрения, и он превращается в свою противоположность. И там, где в детстве ей виделись пики и вершины, она теперь находила тенистые долины и даже пропасти.
– Мама рассказала мне о несчастном случае.
– Да.
– Это несколько омрачит праздники.
– Да.
– Не лучшее время для возобновления знакомства.
– Да. – Она чувствовала себя полной идиоткой, способной лишь повторять одно и то же слово, но ее словно парализовало от этой перемены ракурса.
– Столько времени прошло. И дело даже не в этих восьми годах – так много всего случилось…
– Да, – кивнула она. – Но никто…
– Я просто хотел сказать, – продолжил он, не заметив, что перебил ее, – что так и не выразил тебе соболезнования… это было так ужасно.
– Ничего. Тебе своих неприятностей хватало.
– Но они несопоставимы с твоими. Я видел, как горевали мои родители…
– Не сомневаюсь, они сделали все, что от них зависело.
Хьюго помолчал, не отводя взгляда от Елены.
– Ты же знаешь, что мы с Нелл могли бы сделать больше, но родители не хотели… втягивать нас в эту историю. Я учился в медицинской школе, а Нелл… ну…
– Я понимаю.
Казалось, после этого заверения он несколько расслабился, но ненадолго.
– И все равно я не понимаю, почему мы так отдалились друг от друга. Надеюсь, ты не считаешь…
Елена не ожидала, что Хьюго впадет в такой покаянный тон.
– Ты ни в чем не виноват. У меня тоже были неприятности. И на самом деле мне не хотелось никому о них рассказывать. – Она всегда это говорила.
– Неприятности?
Елена смущенно кивнула. Она предпочитала не говорить на эту тему, и даже Айзенменгер знал об этом лишь вскользь.
– У меня было что-то вроде нервного срыва.
Елена умолкла и опустила голову. Хьюго протянул руки через стол и сжал ее кисть. Ладони у него были поразительно гладкими и сухими.
– Ничего удивительного. Такое любого выбило бы из колеи.
Елена передернула плечами, словно говоря этим, что ей не хотелось бы, чтобы ее сравнивали с другими.
– Но как бы там ни было, теперь все уже в прошлом, – неожиданно бодрым голосом произнес Хьюго. – И мы можем все начать сызнова, не правда ли? – Елена не успела кивнуть, как он продолжил: – Только подумай, сколь многого нам уже удалось достичь. Я – врач, ты – адвокат.
– Мы оба следуем семейным традициям.
– Да. Папа из шкуры вон лез, только бы я занялся хирургией.
– Могу себе представить.
– А ты, как я понял, теперь тоже имеешь отношение к медицине? Этот Джон – хороший парень?
– Да.
Хьюго покачал головой, и на его лице появилась хитрая улыбка.
– А тебя не смущает то, куда он запускает свои руки? Все эти трупы, кровь, внутренности…
Елена рассмеялась.
– Он не берет работу на дом.
– Надеюсь, – шутливо передернувшись, откликнулся Хьюго. – А ногти ты у него проверяешь?
Елена снова рассмеялась, на этот раз искренне почувствовав себя счастливой.
На лице Хьюго вдруг появилось очень серьезное выражение.
– Ты же знаешь, Елена, как ты дорога мне. Надеюсь, он хорошо с тобой обращается.
Елена изумленно умолкла.
– Он очень хорошо со мной обращается, – ответила она после паузы.
Она подняла голову и не смогла понять выражения его лица. Может, это была ревность? Однако уже через мгновение он вновь улыбнулся и спросил:
– Ну и где же он прячется?
– Наверху. Скоро вы сможете познакомиться.
– Прекрасно.
Оба умолкли и вдруг одновременно осознали, что он все еще держит ее за руку. Они опустили головы, а потом посмотрели друг другу в глаза, и он слегка сжал ее запястье.
– Ты стала изумительно красивой женщиной, Елена.
И, лучась улыбкой, выпустил ее кисть из своих рук.
– Спасибо, Хьюго, – смущенно ответила она. – И ты превратился в очень привлекательного мужчину, – исключительно из вежливости добавила она.
На этот раз Хьюго рассмеялся во весь голос.
– Ягненка с луком, пожалуйста.
Фетр, не испытывавшая особого пристрастия к индийской кухне, колебалась. Она судорожно пыталась вспомнить, какое из блюд этой кухни вызывает у нее наименьшую неприязнь, но чем внимательнее она вглядывалась в незнакомые названия, тем больше запутывалась. Официант не выказывал нетерпения, но Фетр понимала, что он не может потратить на нее весь вечер. Это смутило ее еще больше, однако она постаралась ничем не показать этого, что в свою очередь вогнало ее в состояние коллапса. Время сгустилось и начало растягиваться. Чем больше она пыталась сосредоточиться, тем меньше была в состоянии думать.
Что это было – филе или джалфрези?
– Куриное филе, пожалуйста, – наконец изрекла она.
Этот малодушный заказ был встречен официантом с презрительным высокомерием. Он и бровью не повел, но Фетр каким-то образом удалось проникнуть в его мысли.
– Грибное бхаги и саг-алу,[14] – добавил Сорвин. – Ты что будешь – рис или хлеб? Мне нравится пешаварский наан.[15]
– Да, пешаварский наан, – волевым усилием решила она.
15
Наан – большая плоская индийская лепешка с чесноком, выпекаемая на закваске в глиняной печи – тандуре