Доминик пригласила его к ним за столик, вот пусть сама с ним и торчит.
Сделав свой выбор, Клео подошла к портье и оставила записку для Доминик. «Вызвали по работе». Наверно, будет вне себя от злости, но остается только пожалеть. Опостылело миндальничать, думала Клео, чем с людьми деликатнее, тем больше тебе садятся на шею.
Она оставила деньги, чтобы хватило оплатить счет, и на такси отправилась по магазинам.
Отоварившись двумя парами туфель от Ива Сен-Лорана, тремя майками от Бибы, парой темных очков с зелеными стеклами от Оливера Голдсмита и платьем от Хлое, Клео чувствовала себя куда лучше. Сорить трудовыми деньгами – ничто так не снимает стресс.
Всю жизнь Клео хотелось быть пожестче с людьми. Но ей-то как раз и наступали на пятки. Слабость не вызовет уважения, ее чуют как ароматный кофе и тебя уже просто топчут.
– Ты когда-нибудь можешь отказаться и не пойти на прием? – часто упрекал ее Майк. – Мы совсем не бываем дома, один за другим эти чертовы приемы.
– Я пробовала отказаться, – мямлила Клео, – но они настояли.
Но если ее доведут, она умеет быть жестокой. С Майком собирается быть жестокой. Господи! Каков наглец. Не успела она уехать за границу, как он поселил у себя грудастую Сюзан. Ну пусть с ней и сидит. Пусть гнет над ней горб, пока его кондрашка не хватит. Это только доказывает, она сделала правильный шаг.
Она думала о разводе. Развестись – быстро и без сложностей.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
– Джефф сегодня утром зайдет мыть окна, – заявила Маффин.
– Что? – спросил Джон.
– Придет мыть окна, – терпеливо отозвалась Маффин, выставив пальчики на ногах, она раскрашивала ногти замысловатыми белозелеными полосками.
– С какой стати?
– Так ему хочется. Сказал, что будет в наших краях, заскочит и вымоет.
– Боже! Не понимаю, на что он тебе здесь сдался? Он на грани полного слабоумия.
– Он очень милый, правда.
– Он очень милый, правда, – передразнил Джон, и был очень милым, когда ты с ним гуляла?
– Да я всего пару раз с ним и гуляла.
– Ах да, верно, сестренка его у тебя из под носа увела. – Джон оделся. Он не мог объяснить, почему так зол.
Маффин сидела. на. кровати по-турецки, поглощенная работой – расписывала пальчики на ногах.
– Оденься-ка лучше, – раздраженно бросил Джон, – не можешь встречать твоего мойщика окон в своем пель-пердинчике или как раз и задумано?
Маффин хихикнула.
– Не говори глупости. Если бы я знала, что ты приревнуешь, отказала бы.
– Я не ревную.
– Да просто окна сто лет никто не мыл, и я подумала, как любезно с его стороны предложить помощь.
– Любезно, – угрюмо повторил Джон. У него других забот по горло. Джейн. Соглашение. Она его по миру пустит, а из-за того, что Маффин как дурочка настаивает на женитьбе, ему остается только согласиться.
– Тогда я пошел, – сказал Джон. – Спасибо за завтрак.
Маффин соскочила с кровати.
– Что же ты не сказал?
– Ты знала, что мне надо быть в адвокатской конторе в десять.
– Сейчас я тебе что-нибудь приготовлю.
– Времени нет. – Он смягчился и чмокнул ее в нос. – Оденься, – приказал он, шаря руками под ее короткой ночной сорочкой, – и штаны надень.
Когда Джон ушел, Маффин продолжала красить пальцы на ногах. Закончив, вытащила косметичку и принялась за лицо. Она как раз рисовала последнюю веснушку, когда в дверь позвонили.
Скраф принялся лаять, и Маффин быстро окинула себя взглядом в зеркале ванной. Она повела щеткой по светлым волосам с оранжевыми прожилками и побрызгала себя духами «Эстее Лодер». После этого, не переодев коротенькую ночную сорочку, пошла открывать.
Джефф стоял перед дверью со смущенным видом. На нем был голубой рабочий комбинезон из хлопчатобумажной саржи, клетчатая рубашка, в руках он держал стремянку и большое ведро.
– С добрым утром, – сказал он. – Принимайте мойщика окон.
– С добрым утром, – Маффин заулыбалась. – Давай заходи.
Она все и подстроила. Позвонила Джеффу и пожаловалась, что окна жутко грязные, а найти они никого не могут, и не может ли он заглянуть и не говорить Пенни, так как она только будет думать, что просить его – нахальство.
Джефф согласился. Маффин сказала, что отлично подходит утро вторника. Она знала, что Джон рано уйдет на прием к адвокату. У нее все до мелочей было продумано.
Все еще грызла обида, как Джефф с ней тогда обошелся. Ей было пятнадцать, чувствительный возраст. Он познакомился с ней в очереди в кино, купил ей билет и пакетик хрустящего картофеля, заболтал. Сел с ней рядом и ласкал ее грудь, залезал в ухо языком, пытался шарить руками у нее под юбкой. Разве в пятнадцать лет откажешься от объятий и поцелуев в кино, особенно с красивым парнем старше тебя. Джеффу в то время было двадцать два. Он отвел ее домой и назначил другое свидание.