Опять кино, опять невыносимо возбуждена от горячих липких рук, что ее тискают. Он расстегнул ей лифчик, почти снял штанишки. Потом они купили по котлете «Уим-пи» и он сказал: Завтра вечером будет Джон Уэйн.
Сердце у Маффин бешено стучало, когда она его встретила на следующий вечер. Последний ряд, та же история. Но когда в конце концов он ухитрился засунуть ей палец между ног, она шепнула: Мне только пятнадцать, я девушка. Он быстро отдернул руку, потом через некоторое время сказал, что пойдет за шоколадками.
Больше она Джеффа не видела, пока Пенни не привела его домой как своего жениха.
Через какие муки она прошла, никто не знает. Она никому ничего не рассказывала. Потом встретился Джон и когда они в первый раз занимались любовью, он даже не понял, что она девушка. Она ему наговорила, что дружков у нее было навалом. Она ему нравилась. Он ее спас.
Мораль. Девицы, которые спят с мужиками, имеют большой успех.
Маффин усовершенствовала свои таланты.
Стала общительной. Стала знаменитой. Влюбилась в Джона. Теперь они поженятся, но перед свадьбой, ну, просто необходимо решить один вопросик. Вопрос задетой гордости.
– Чашку чая? – спросила Маффин.
– Не откажусь.
Она вертелась на кухоньке, отлично зная, что ее ночная рубашка – почти прозрачная.
Джефф неуклюже опустился на стул и подал реплику:
– Хорошая собачка… ко мне, дружок, давай, малыш.
– Как Пенни? – вкрадчиво спросила Маффин. Она вспомнила, как Пенни в день свадьбы сказала: Джефф говорит, что даже ни разу тебя не поцеловал, это правда? И она ответила: Ага. Правда. Зато в штаны ко мне слазил. Пенни топнула ногой и в ярости, с красной физиономией двинулась к алтарю.
– А что ей сделается, бодро отозвался Джефф, – толстухе-то.
– Лучше бы она следила за собой. После родов ей надо сесть на диету.
– Наверное, так она и сделает. Маффин зевнула.
– Ой… я вчера так поздно легла. Много вина и много любви. – Она нежно улыбнулась. – Понимаешь, что я имею ввиду?
– Ага. – Джефф осклабился. – Думаю, что понимаю.
– Я получаю письма от незнакомцев, которые хотят заниматься со мной любовью. Покоя им не дают мои лицо и тело. – Она села. – Эй, Джона Уэйна помнишь?
– Он тоже тебе писал?
– Нет, дурачок. Джон Уэйн. Последний ряд. Пожалуйста, сэр, мне только пятнадцать.
– Что-что?
– Мы.
– Мы?
Когда я была малолетней дурочкой. Наконец до Джеффа дошло.
– Ты про то, как со мной ходила? Господи, да когда я вижу твою фотографию во всех газетах, кажется, этого никогда не было.
– Было. Ты мне очень нравился. Джефф шумно хлебнул чай.
– А я тебе нравилась?
– Конечно, нравилась.
– Тогда почему ты сбежал? – затянула она плаксиво, и в ясных голубых глазах появились слезы.
Джефф уставился в свою чашку.
– Тебе-то было пятнадцать, пятнадцать всего. Знаешь, что тому бывает, кто пристает к пятнадцатилетней?
– Но Пенни было столько же, – упрекнула Маффин.
– Ага, но с ней все было по-другому, разве нет? Я к ней даже не прикоснулся, ни разу пальцем не тронул, пока мы не оженились.
– Здорово! А я тебе на закуску, что ли? – Она зло сдернула ночную рубашку, потом выпалила:
– Знаешь, ты вовсе не такой красавчик, как тогда. Раньше был похож на Стива Маккуина, теперь – на спившегося Майкла Кейна.
Джефф встал. Он был очень высокий.
– Никогда не думал, что у нас что-то выйдет, – заявил он, – а потом ты стала знаменитой и все такое. Он медленно обогнул стол и двигался на нее. – Джон хороший мужик, я бы не хотел распускать руки. – Джефф ее схватил. – Поцелуй-ка, дорогуша, подари надежду.
Когда его руки стали шуровать у нее под сорочкой, Маффин не шевельнулась. Вот она. Та минута, которой она ждала. Вот мужчина, который подарил ей первый оргазм, когда вертел пальцами у нее под свитером в местном «Одеоне».
И опять он за свое. Вертит. Вертит. Вертит. Его приемы особо не изменились. Маффин поежилась скорее от злости, чем от возбуждения.
– Полегче, – жаловалась она, – не телевизор настраиваешь! Она заметила, что джинсы у него набухли, и на вид не так уж большая шишка. А у Джона большая. И приемчики у Джона что надо.
– Ты потрясающая бабенка, – бормотал Джефф, – просто дорогулечка.