Выбрать главу

– Ради бога, давайте заказывать, – вмешалась Джин-пи, – если я пообедаю салатом, значит вечером можно будет сойти с ума и обожраться? Сай ведет меня в русский ресторан, а русскую кухню я ЛЮБЛЮ. Эй… воображение рисует картину – мужской член, залитый сметаной. Пальчики оближешь… думаете, он усечет?

– Твои разговоры мне всегда напоминают школьницу, которая прошлой ночью дорвалась до этого в первый раз, – сухо заметила Клео.

Джинни повела плечами.

– Это для меня всегда в первый раз, – захихикала она.

– Как поживает Майк? – спросила Сюзан чуть небрежней, чем следовало.

Клео смерила ее злым взглядом, но голоса не повысила.

– Что за хреновую комедию ты ломаешь, Сюзан? Если это и есть предел твоих актерских возможностей, тогда понятно, как ты докатилась до рукоблудства в каком-то занюханном околобродвейском театришке.

– Что происходит? – в замешательстве спросила Джинни, опуская на стол меню. – Из-за чего оскорбления?

Сюзан пробормотала, краснея.

– Не знаю, я только спросила, как поживает Майк, я…

– Ой, детка, перестань, – сказала Клео, поднимаясь из-за стола, – трахай моего мужа, если хочется, но из меня-то не делай идиотку. Извиняюсь, Джинни, позже с тобой поговорим.

Сюзан молчала.

– Но…

Клео не стала слушать. Убралась оттуда. Она на улице. Идет, а слезы застилают глаза. Сквернословит, потому что отваливаются ресницы.

Не сдержалась, думает она. И не только, теперь весь Нью-Йорк об этом будет знать из-за длинного болтливого языка Джинни Сэндлер.

Куда делся здравый смысл эмансипированной женщины?

Живи и жить давай другим.

Трахайся и другим давай трахаться.

А, может, все и к лучшему. Сюзан, конечно, задергалась.

Какой же Майк дурак, что ей не сказал. Какой же Майк дурак, точка.

В уме она сочиняла ему письмо. «Дорогой Майк… Хотя несколько лет мы жили вместе и любили друг друга, теперь мне хочется этому согласию положить конец. Я чувствую, что переросла тебя: и душой, и телом, и, кроме безразличия в будущем, предложить нам друг другу нечего. Желаю тебе большого счастья с Сюзан и ее здоровенными грудями. Искренне твоя… Клео.

P.S. Вот уж не знала, что здоровенные титьки – твоя слабость…

P.P.S. Вот уж не знала, что тебе нравятся девицы, которые сами с собой забавляются.

P.P.P.S. Видимо, просто не знала.

Слезы остановились, и под прикрытием очков Клео оторвала падающие ресницы и завернула их в салфетку.

Поедет домой и заново накрасится, примет ванну и переоденется. И уложит чемоданы. Должна была ехать завтра утром в командировку в Лондон – брать интервью, а уедет сегодня вечером. Малодушно сбежит и переночует в отеле, чтобы не встречаться с Майком. Не хочет его видеть, он весь изоврется. Ей нужно время подумать.

Она побежала за такси, не поймала и стала ждать автобус.

ГЛАВА ВТОРАЯ

У девушки – белокурые волосы, взбитые и кудрявые и в апельсиновых прожилках.

Лицо – очень хорошенькое, сильно накрашено.

Усыпано поддельными веснушками. Коричневые пятнышки усердно поставлены рано утром.

Каждая лишняя ресничка наклеена особо. Ярко-синие с зеленым отливом глаза – в обрамлении ярко-синих с зеленым отливом теней.

Брови ее сбриты, а вместо них мягким коричневым карандашом умелыми штрихами нарисованы дужки.

Полные надутые губы стали еще пухлее от бледной помады двух разных оттенков, сверху обильно намазанной блеском.

Искусно наложенный грим удлиняет ее кругловатое лицо, а кожа по всему телу мягко отшлифована загаром из флакончика.

Она не очень высокая, всего пять футов три дюйма, но сабо на громадных каблуках дают прирост в добрых шесть дюймов. Башмаки зеленые в красную полоску, и девушка надела их с ярко зелеными колготками и закатанными до колен линялыми джинсами. У нее осиная талия, и чуть-чуть виднеются живот и спина, так как короткий свитер оставляет щель в четыре дюйма. Она без лифчика, и ее груди задорно торчать и соблазнительно прыгают под тонкой тканью.

Она бродит по Харродсу – в одной руке болтается здоровый парусиновый мешок – и запихивает в постоянно открытый, влажный рот шоколадное драже… «Молтизерс».

Имя ее Маффин (Сдоба), но все фотографы зовут ее Лепешкой.

Ей – двадцать, и прославилась она как респектабельная обнаженная фотомодель. Респектабельная – значит в голом или полуголом виде она рекламирует все, что угодно – от лифчиков до мужских рубашек – в самых лучших иллюстрированных журналах и газетах.

На пристальные взгляды – ноль внимания, Маффин к ним привыкла.

Она остановилась у прилавка с темными очками и примерила. Очки – с большими и круглыми стеклами розового цвета.