Клео приготовила кофе; на сей раз его можно было пить. Дэниэл достал пачку печения, и они вернулись в гостиную.
– Расскажите о сенаторе Эштоне.
– Вы все прочитали. – Клео было приятно, что он читал ее статью при сенатора. Это лучшее из всего, что она написала. Неделю в Вашингтоне везде его сопровождала. Шесть часов бесед, записанных на магнитофон – чтобы он уделял столько времени журналисту – неслыханно. Рассел говорил, что тираж журнала с той недели, что появилась статья, стремительно взлетел. Майк очень гордился, а с телевидения поступило предложение в любое удобное для нее время приходить для обсуждения собственной разговорной телепередачи.
– Вы замужем? – спросил Дэниэл.
– Да.
– Счастливы.
– Вопросы вроде бы должна задавать я. Дэниэл развел руками.
– Так задавайте. Спрашивайте, что хотите. Только не обычные глупости.
– Почему бы вам просто не поговорить? Расскажите о том, что вам нравится.
– А что мне нравится. Я уже и не знаю. Я зациклился на том, что мне не нравится. Неудачные браки. Неудачные связи. Неудачные фильмы, в которых не надо было сниматься.
– Чего вы хотите от жизни?
– Я хочу отличную, красивую девку, которая себя полностью посвятила бы мне. Женщину, готовую поставить меня на первое место. Верную. Не собственницу. Чтобы была как мать. Отличную любовницу. Замечательную повариху. Даму с чувством юмора. Думаете, такие есть?
– Если да, то я хочу равноценного мужчину! Дэниэл засмеялся.
– Тоже проблемы?
– У кого их нет? – вздохнула Клео.
Дэниэл скривился от отвращения.
– Насколько проще была бы жизнь, если бы не приходилось жить с другими людьми.
– Бессмертная мысль Гарбо – «я хочу быть одна» – только другими словами?
– А вы наблюдательная крошка, разве нет?
Клео покраснела. Ничего себе крошка! Рост пять футов шесть дюймов и двадцать девять лет. Дэниэл Онел заставил ее почувствовать себя четырнадцатилетней малявкой.
– Почему вы не порвете с Хайди, если такие отношения вас не устраивают? – отважилась Клео.
Дэниэл беспомощно пожал плечами.
– Привычка. Одиночество. Вы себе представляете, что значит приходить ночью в пустой дом?
– Но у вас, конечно, нет недостатка в друзьях?
– Знакомых, поправил Дэниэл. – Друзья они в хорошую погоду, слетаются как пчелы на мед, если твой последний фильм стал боевиком.
– У вас должны быть близкие друзья.
– А у вас они есть?
Клео вспомнила о Доминик, Расселе и Сюзан.
– Кажется, я понимаю, о чем вы, – признала она.
– Есть у меня несколько близких приятелей. Этих людей я знаю с детства. Но у них своя жизнь. Семьи… – закончил он тихо.
– А как же дети? С ними вы должны быть близки.
– Они вырастают и уходят от вас своей дорогой. Вижу иногда Дика, ему сейчас восемнадцать… у него свои дела. Послушайте, дорогая, я сам по себе, вот так. Мне сорок девять, свою личную жизнь я обосрал, а теперь вот сижу с какой-то полоумной датчанкой, которую нисколько не люблю. Нет, не люблю, но это поддерживает мой имидж у публики… вам понятно, о чем я говорю?
Клео кивнула.
– Думаю, что да, но ведь вы попусту теряете время. Я хочу сказать, та женщина где-то есть.
– Хотите ее для меня отыскать? Почему она с ним так нервничает?
– Я уверена, где-то она есть… Дэниэл цинично улыбнулся.
– Безусловно.
– У вас шнурок развязался.
Дэниэл нагнулся, чтобы завязать шнурок. Уже намечается лысина. Не важно. Ничего не важно. Она не встречала более интересного мужчину. А он даже не заметил, что она женщина. Для него она блокнот, карандаш и магнитофончик.
Клео откашлялась.
– Давайте поговорим о вашем последнем фильме, – предложила она. – Правда, что вы послали продюсеру телеграмму, где заявили, что больше никогда не будете с ним работать?
Дэниэл засмеялся.
– Правда, что птицы летают?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Крошка Марти бешено тряс Маффин.
– Ну, проснись, – умоляла он, – мамочка за дверью, и если тебя увидит… мы пропали!
Маффин открыла глаза. Сонно огляделась. Где она? Ах, да.
– Привет, Марти, – сказала Маффин и свернулась под одеялом калачиком. Ей снился такой хороший сон: все про песчаные пляжи, и ее фотография – с головы до ног в мехах – на обложке «Вога». Интересно, может ли Джон провернуть что-нибудь такое… он ведь мастер все устраивать. Почему ей вечно приходится быть голой – сплошь сиськи и задница?
– Вставай! – отчаянно шипел Марти. – Мы должны тебя спрятать, только на несколько минут.
– Ой! – выразила недовольство Маффин. – Я тут так хорошо пригрелась.
Издалека послышался громкий стук в дверь, и миссис Эмма Перл визгливо потребовала ее впустить.