— Документы на машину прислали. — Ростбиф хлопнул об стол техпаспортом. — «Селяночка» с харьковской регистрацией. С утра поездим, присмотрим. Запасная нора у нас будет все там же — мотель «Тормозок»,[19] домик четырнадцать. Ночной сменщик там не просыхает. Машину будем менять в промзоне. — Мигнула точка на другом берегу Днепра, Ростбиф нажал «Масштабирование» — проекцию целиком занял один квартал: законсервированный трубопрокатный завод. — Сейчас поужинаем, поедем в парк и сделаем окончательную рекогносцировку. Присмотрим точки закладки взрывпакетов, создадим модель и покрутим ее… Эней, возьми камеру — будете с Гренадой изображать парочку. Сниматься на фоне.
В дверь деликатно постучали.
— Да, можно, — отозвался Ростбиф.
На пороге показалась Гренада. В джинсах, в футболке, косметика смыта, волосы собраны в хвостик.
— Все готово, идемте есть, — сказала она.
Ужин был немудрящий — курица с рисом из консервов и немного резаных тепличных огурцов с помидорами. Большая часть сегодняшних покупок в пищу не годилась. Ростбиф извинился за то, что сейчас произведет некоторое амбре, достал из кармана коробочку, извлек оттуда головку чеснока, отломил два зубчика, очистил и схрупал, обмакивая в соль.
— А что… и в самом деле помогает? — с почти суеверным трепетом спросил Гадюка, ака Джо.
— От простуды — в шестидесяти случаях из ста, — серьезно ответил Ростбиф. — Мощный естественный антисептик и антибиотик. Я, кажется, простудил себе глотку на этой веранде…
— А как вы думаете, — спросила Гренада, — этот… Искренников… он нам не испортит дело?
— Одним варком больше, одним меньше. — Эней пожал плечами. — Наша цель — Газда. Пока будем прорываться к нему, палите во все, что движется. Никого, кроме варков и охраны, там не будет. И вообще — я не думаю, что Искренников придет. Он уже далеко.
— Но ведь он… любит эту Гонтар, — робко возразила Гренада.
— Варки любить не умеют.
— Я не был бы так категоричен. — Ростбиф почти не ел, хорошо подкрепившись в ресторане, но приналег на чай. — Однако считаю, что если Искренников и появится на месте казни, то смешает карты им, а не нам. Еще один дестабилизирующий фактор никогда не бывает лишним, да и гоняться за двумя зайцами сложнее, чем за одним. Главное — не отвлекаться самим. Появился он или нет — вы действуете именно так, как сказал Эней: стреляете в охрану Газды. Со всеми непредусмотренными обстоятельствами предоставьте разбираться нам.
Джинсы, курточка и хвостик шли Гренаде куда больше, чем наряд проститутки-любительницы, но что-то оставалось в ней такое, что не смывалось вместе с косметикой и не снималось с одеждой. Какое-то нарочито разбитное выражение лица, какая-то разухабистость в позах, принимаемых на фоне Музея войны и монтирующегося помоста для казни. Видно было, что ей до смерти хочется выглядеть «правильно», и поэтому она топырит попку, выпячивает грудки и надувает губки.
Они с Энеем уже изображали парочку — вчера, во время первичной рекогносцировки, когда Эней объяснял ей на местности боевую задачу. Уже тогда у него возникло ощущение, что его кадрят. Теперь оно сменилось уверенностью. Только этого еще не хватало. И так все плохо.
Энею не составляло никакого труда уделять объекту больше внимания, чем напарнице, а вот выглядеть заинтересованным было сложнее. Он тоже переоделся — в синие джинсы и свободный свитерок. Мотострайдер исчез, на его месте появился студент, немного сутулый (наклеенная на грудь от плеча к плечу полоска медицинского пластыря) и с неуверенной походкой (салфетки в носках ботинок). Лицо только слегка не соответствовало образу влюбленного студиозуса — слишком мало эмоций. Гренада не могла дождаться, когда же дело будет сделано и она наконец расслабится. А пока они прошлись от Музея войны к набережной через парк по широкому спиральному спуску и сделали несколько панорамных снимков. Уже смеркалось, но они все успели.
Музей войны построили еще в двадцатом веке, когда процветал культ героической победы советской империи над нацистским рейхом. Тогда там располагалась диорама, прославлявшая героизм советских воинов. Столетие спустя, когда управились с последствиями войны куда более бессмысленной и кровопролитной, его превратили просто в Музей войны и разместили там новую диораму, обличающую ужасы «бойни народов». Со стороны центральной улицы музей выглядел обычным старым административным зданием, облицованным плитками ракушечника, с двумя рядами широких окон по фасаду. А со стороны парка круглился глухой выступ на весь торец. В этой-то части здания и находилась диорама с изображением черного, промороженного Екатеринослава, голодных толп, вооруженных банд и чумных кордонов.
19
Тормозок — на восточно-украинском диалекте ланч, легкий обед в рабочий перерыв. Этимология не до конца ясна. Видимо, хозяин заведения посчитал это удачным названием для места, где можно притормозить, перекусить и переночевать.