Габриэлян сидел в чьем-то пустующем кабинете и в четвертый раз перечитывал несколько нервный рапорт начальника МОТОРа: с одной стороны, задача была практически выполнена, с другой — имелось шесть «своих» трупов (два на счету Ростбифа, четыре — в «Тормозке»), десяток раненых, из них трое — тяжелых, из них один в терминальном состоянии, поврежденное многоквартирное здание, разнесенный вдребезги мотельный домик, очень много шума, один неотработанный террорист, Андрей Савин, псевдо Эней, и один ЛИФ-нелегал, тоже благополучно растворившийся в пространстве. При соотношении пятнадцать к одному и точной наводке несколько чересчур. Вернее, было бы точно чересчур, если бы в объектах не числился Виктор Саневич, псевдо Ростбиф. Тут можно было ждать всего, ну это все и произошло.
Со второй группой зато вышло почти по учебнику. Поляки. Сняли дом в Аптекарской балке. Хороший, большой, с несколькими выходами — хозяева сдавали на весну и лето. Очень удобно, если хочешь избежать посторонних глаз, но и штурмовать не в пример легче. Импульс, потом инфразвук, ну, соседских собак оглушили немножко, но они за час оправятся, в многоквартирном доме так не поработаешь… Было в группе пять человек, упаковать живьем удалось троих, заговорил пока один — и ничего особо полезного не сказал. Как и подозревали, посторонней оказалась группа. Из маргиналов. Народове Силы Збройне, крайние правые, правее только стенка, да и то не всякая. Их пригласили поработать в прикрытии, они пошли — кому же не лестно в спарке с Ростбифом, да и объект — украинец.
Диспозицию им рисовал Ростбиф, оружие добыл он же… Забавная, кстати, была диспозиция — площадь очень плотно перекрыта, а вот крыша Музея войны не задействована совершенно. Это потому, что оттуда отход не обеспечишь, или потому, что место мотоциклом занято? Спрашивать пока не у кого. Да, на этот раз Ростбиф далеко сходил за людьми. Совсем в сторону. Видно, уж очень не доверял своим, подстраховался. И явно недостаточно — потому что и этих вычислили и слили. Сюда или Киеву — у Москвы этих данных не было.
Но, в общем, понятно, почему Газда запаниковал. Две группы в городе — и мало ли каких еще можно ждать сюрпризов. Запаниковал и поторопился. А местные службы ему подыграли. Либо хотели вмастить будущему старшему, либо, что вероятнее, оказать ему медвежью услугу, желательно с летальным исходом. Но даже если бы Габриэлян приехал в город позавчера, переиграть бы ничего не удалось… Спустя еще четверть часа коллега из Киева, курировавший операцию по «изъятию» Саневича, нашел московское недоразумение все в том же кабинете, за тем же отчетом. Вообще-то первым знакомиться должен был прийти начальник оперотдела, но киевлянин мог себе позволить влезть без очереди.
Кивнул, зашел.
— Ростбиф? От него и того не осталось. Разобран на запчасти. Хотя на свидетельство о смерти хватит. — Даже ввиду последующих событий киевлянину было приятно, что столицу они обошли. Впрочем, судя по молодости визитера и тому, что тот приехал один, не очень-то москвичи и хотели. И всегда оно так — стоит в чем-то преуспеть, сразу окажется, что для столиц это не важно. — Он вас интересует?
— Интересовал, — сказал очкарик. — Очень.
— Мы их все романтизируем, — заметил киевлянин. — Поднимаем себя в собственных глазах.
— Да? — Москвич не возражал, он спрашивал.
И тут майор из Киева свел воедино фамилию, очки, не очень естественную посадку головы и нездоровую бледность, которая была бы понятна у подражающего высоким господам «подосиновика», но у офицера безопасности почти наверняка означала совсем другое.
— Позвольте, — сказал киевлянин, — это вы на прошлой неделе Мозеса брали?
— Я…
Я, я, натюрлих… Вот почему вы у нас, молодой человек, в водолазке. Если верить сводке, то с такой шеей не по славной Украйне шастать, а тихонечко в больнице лежать. Или столице уже и законы биологии не писаны?
— Вы жадный, — покачал головой киевлянин. — Нельзя же успеть повсюду.
— Ну, сюда я не успел, — вздохнул москвич.
Не успел. Неизвестно, что бы из этого получилось — скорее всего, ничего; скорее всего, Саневич не пошел бы на контакт — и в категорической форме не пошел бы, но все-таки очень жалко, что разговор не состоялся вовсе — чем бы он там ни кончился.