— Брэк, — сказал Васильев, остановив секундомер. — Габриэлян, что у тебя?
— Не могу пока понять, — медленно ответил третьекурсник. — Не то закрытый перелом, не то трещина.
Вдох через нос, слова на выдохе.
— Иди сюда.
Габриэлян пошел вперед, на ходу расстегивая верх комбинезона и спуская его с правого плеча. По щеке от виска ползла капля пота.
— Перелом, — сказал Васильев, пробежавшись пальцами по его ребрам. — В медпункт. Группа, зачет. Винницкий, как ты думаешь, по справедливости — сколько дополнительных очков ты заработал?
— Я их вообще не заработал, — мрачно сказал Винницкий. — Минута пятьдесят пять секунд. А если бы я еще повыпендривался…
— Десять очков, Винницкий. Группа, каждому по пять — за хорошее взаимодействие.
Группа снова повалилась на татами, образовав кучу-малу — на радостях.
На ногах остались Винницкий и Габриэлян.
— Миша, дополнительный вопрос. Как ломать ребро, чтобы наверняка и с наименьшими сопутствующими повреждениями, — сам додумался?
— Нет, конечно, — спокойно ответил Винницкий. — У него спросил.
— Пять очков — за честность. Габриэлян, я же сказал — в медпункт.
— Одну секунду. — Третьекурсник повернулся к Винницкому. — Посвящать по ходу дела «бревно» в свои планы не обязательно.
— Ага, — улыбнулся Винницкий. — Беня говорит мало, но Беня говорит смачно.
— Главное, чтобы он не говорил лишнего.
Так, подумал Васильев. Винницкий — уже его. Он сам этого не знает, но уже…
После медпункта Габриэлян зашел в кабинет — подписать увольнительную. Маленький бонус работы «бревном» — для курсантов, не для заключенных — состоял в дне отгула и в недельном освобождении от боевой подготовки.
Васильев подмахнул бумажку, предназначенную куратору (сволочь все-таки у него куратор, наказал парня за то, за что поощрять бы, и поощрил то, за что бы вешать), передал ее Габриэляну и спросил:
— Но хоть что-нибудь ты понял?
Курсант смотрел на преподавателя с… сочувствием:
— Не беспокойтесь, Михаил Петрович. Все в порядке.
— Если ты так думаешь, — почти сквозь зубы сказал Васильев, — ты не в порядке.
— Михаил Петрович, я вас понял.
— Иди, — поморщился Васильев. Габриэлян надел пилотку, откозырял и вышел. Худо, подумал преподаватель. И особенно худо — что никто, кроме меня, кажется, ничего не замечает. Считают — странный парень, с тараканом в голове. Первый год думали — не удержится. Но удержался. Целеустремленный. Знать бы еще эту самую цель. Ведь она у него есть. Не пайцза, не статус, не карьера. Какая-то другая цель, ради которой можно вот так, глазом не моргнув, живых людей…
А почему, собственно, он должен был моргать глазом? — спросил внутренний черт. Такого рода задания — в первую очередь отсев, а во вторую — способ адаптации к условиям службы. Очень важно, чтобы любой, кто может сломаться, показал это именно сейчас. Чтобы получить распределение в аналитики, технари, в администрацию… есть много работ в СБ, где человеку почти не приходится наступать на горло совести, а если и приходится, то не чаще, чем среднестатистическому менеджеру. А потенциальный оперативник пройдет через срыв — и будет знать свои границы. И другие будут знать.
Но Габриэлян не сорвался. Вообще. Он провел операцию с эмпатами по ниточке — если и возмутился чем, то проколами в организации и безобразным разбазариванием ценного материала. Если он продержится до конца курса, пойдет в группу тактиков. Или во внутреннюю безопасность. Или в секцию С — референтом-телохранителем к кому-то уровнем не ниже смотрящего.[42] И тогда… может быть, мы услышим о всемогущем визире Такого-то, Вадиме Аровиче Габриэляне… но, вероятнее всего, этого мы не услышим, а услышим совсем другое: что Вадим Арович Габриэлян погиб, погиб при исполнении служебных обязанностей. Потому что там белых ворон любят еще меньше, чем здесь.
Но вот о ком мы точно не услышим — так это о Габриэляне-вампире. Поскольку вампиров Габриэлян не уважает и скрывать это не находит нужным. И от того, что он без колебаний отправил на смерть тех, кому вполне сочувствовал, ради службы тем, кого презирает, — особенно тошно.
* * *На выходе из корпуса Габриэляна ждал Винницкий.
— Извини, — сказал он. — Он мне почти прямо посоветовал к тебе обратиться.
— Я понял, — улыбнулся Габриэлян.
— Зато я ни лешего лысого не понимаю. Я не думал, что ты меня пошлешь — Васильев над учениками не издевается… Но на твоем месте я бы меня послал.