Мы приближаемся к булыжникам, стараясь не высовываться как можно дольше, хотя спуск кажется безопасным.
Мы уже в двух шагах от дымящихся обломков, когда один из валунов скользит вниз по склону. Я замираю, навострив глаза и уши.
Другие камни катятся следом, образую тем самым маленький оползень.
Кто-то поднимается из подвала, заваленного обломками камней. Мы все прячемся за ближайшим автомобилем, не сводя глаз с обвала.
Еще больше каменных осколков сыплется вниз и проходит какое-то время, прежде чем руки появляются на вершине горы из обломков и щебня.
Появляется голова. На мгновение мне кажется, что это какой-то демон вырыл туннель из ада. Но в этот момент существо вытягивает остальную часть своего тела из-под завала, задыхаясь и хрипя при этом.
Это старая женщина.
Но я никогда не видела кого-то, похожего на нее. Она сморщенная, хрупкая и костлявая. Но самое поразительное в ней - ее кожа. Она настолько высушена, что похожа на вяленую говядину.
Тру-Тра и я смотрим друг на друга, пораженные этим зрелищем. Она выбирается наверх и начинает идти вдоль развалин, при этом шатаясь так, будто у нее артрит.
Она одета в старый медицинский халат, который больше неё раз в пять. Он весь покрыт грязью и пятнами ржавого цвета, и трудно поверить в то, что когда-то он был белый. Она запахнула его, осторожно ступая по щебню, смотря под ноги и словно обнимая себя.
Ветер бросает ей волосы в лицо, и она поднимает голову, чтобы убрать их в сторону. Есть что-то странное в ее густых волосах и этом жесте. Мне требуется минута для того, чтобы понять, в чем здесь дело.
Когда в последний раз я видела старуху, откидывающую волосы со своего лица?
И ее волосы, темные от кончиков и до самых корней, хотя последним писком постапокалиптической моды для пожилых женщин является хотя бы дюйм отросших седых волос.
Когда мы выходим из-за автомобилей, она замирает и смотрит на нас словно испуганное животное.
Даже несмотря на то, что ее лицо словно высушено, она мне кого-то напоминает, и это не дает мне покоя.
Тогда память настигает меня.
Перед глазами всплывает изображение двух маленьких детей, висящих на заборе и смотрящих вслед матери, которая направляется в Обитель.
Их мама оборачивается, чтобы послать прощальный воздушный поцелуй.
В итоге она стала обедом для одного из зародышей ангельских скорпионов. Тогда я разбила резервуар мечом, но оставила ее там, так как должна была постоять за себя.
Она жива.
Только теперь выглядит как пятидесятилетняя. Когда-то у нее были красивые глаза, которые теперь терялись на морщинистом лице.
Ее щеки настолько впалые, что я почти вижу кости за ними. Ее когтистые руки покрыты тонкой кожей.
В ужасе она карабкается с удвоенной силой, так как видит нас, выходящих из своих укрытий. Она пытается убежать на четвереньках, и мое сердце разрывается, так как я помню ее красивой и здоровой, какой она была до того, как до нее добрались монстры. Она не может далеко убежать в таком состоянии, поэтому прячется за почтовый ящик.
Она совершила ошибку, но выжила, и я должна это уважать. Она имеет право уйти подальше от того места, где была похоронена заживо, и для этого ей не помешает подкрепиться. Я роюсь в карманах и нахожу батончик Сникерс. Я оглядываюсь вокруг, надеясь найти что-то менее ценное, но ничего нет.
Я делаю несколько шагов по направлению к бедняжке, которая съежилась в своем укрытии.
Моя сестра гораздо опытнее в таких вещах, нежели я. Но мне кажется, я тоже кое-что усвоила, наблюдая за тем, как Пейдж помогает брошенным животным и раненым детям. Я кладу шоколадный батончик на дорогу, где женщина может его видеть, а затем отступаю на несколько шагов назад, на безопасное для нее расстояние.
Какое-то время женщина смотрит на меня, словно побитое животное, а затем хватает батончик быстрее, чем я могла бы оказаться рядом. В доли секунды она срывает обертку и запихивает шоколадку себе в рот. Ее напряженное лицо расслабляется, поскольку она ощущает немыслимый, сладкий аромат Мира До.
- Мои дети, мой муж, - говорит она сиплым голосом. - Куда все ушли?
- Я не знаю, - отвечаю ей я. - Но многие люди перешли в лагерь Сопротивления. Возможно, они тоже там.
- Что за лагерь Сопротивления?
- Сопротивление борется с ангелами. Люди приходят, чтобы присоединиться к нам.
Она моргает.
- Я помню тебя. Ты умерла.
- Никто из нас не умер, - говорю я.
- Я это сделала, - произнесла она. - И попала в ад.
Она вновь обхватила себя руками.
Я не знаю, что на это сказать. Какая, в сущности, разница - умерла она или нет? Она прошла через ад и знает это.
Сэнджай подходит к нам с таким видом, словно перед ним бездомная кошка.
- Как вас зовут?
Она смотрит на меня, словно спрашивая разрешения. Я киваю.
- Клара.
- Я Сэнджай. Что с вами произошло?
Она смотрит на свою трясущуюся руку
- Меня досуха высосал монстр.
- Что за монстр? - спросил Сэнджай.
- Ангельские скорпионы, о которых я тебе рассказывала, - говорю я.
- Адский доктор сказал, что меня отпустят, если я приведу их к своим маленьким девочкам, - говорит она бесцветным голосом, - Но я бы не отказалась от них. Тогда он сказал, что монстр будет разжижать мои внутренности и пить их. Сказал, что взрослые не пройдут весь путь и не будут убивать, но развивающиеся будут.
Клара начинает дрожать.
- Он сказал, что это будет мучительнейшей вещью, которую я когда-либо испытывала. - Она закрывает глаза, словно пытается сдержать слезы. - Слава Богу, что я не поверила ему. - Она словно задыхается. - Слава Богу, я не знала ничего лучше.
Она начинает плакать без слез, как будто из нее действительно высосали всю жидкость.
- Ты не сдалась и твои дети живы, - говорю я. - Это единственное, что имеет значение.
Она кладет свою трясущуюся руку на мою и бросает взгляд на Сэнджая.
- Монстр почти убил меня. И вдруг, откуда не возьмись, появляется она и спасает меня.
Сэнджай смотрит на меня с уважением. Я беспокоюсь, что она может рассказать о Раффи, но оказывается, что она потеряла сознание сразу же после того, как увидела меня и умирающего скорпиона. Так что у нее не очень много воспоминаний о том дне.
Ужасное состояние Клары разъедает меня изнутри, словно кислота, пока мы пробираемся через обломки. Сэнджай садиться рядом с ней на тротуаре, спрашивая что-то тихим голосом и делая заметки. Утешение таких людей, как она, было бы обязанностью моей сестры в Мире До.
Мы находим нескольких мертвых скорпионов, но не обнаруживаем ничего от самих ангелов. Ни капли крови, ни частицы кожи. Ничего, что помогло бы нам узнать о них больше.
- Одна маленькая ядерная бомба, - говорит Тра, пробираясь через завалы. - Это все, чего я прошу. Я не жадный.
- Да, и еще нам нужен детонатор, - говорит Тру, разгребая ногами обломки бетона. Его голос полон отвращения. - Неужели им так необходимо было прятать от нас ядерное оружие? Мы бы просто играли с ним и взрывали пастбища, полные коров или чего-то такого.
- О, парень, - говорит Тра. - Это было бы круто. Можете себе представить? Бууум! - Он изображает в воздухе гриб от ядерного взрыва. - Муу!
Тру посылает ему страдальческий взгляд.
- Ты такой ребенок. Ты не можешь потратить ядерную бомбу впустую. Нужно рассчитать траекторию так, чтобы после взрыва на твоих врагов посыпались радиоактивные коровы.
- Прямо на них, - говорит Тра. - Одних раздавят, других заразят.
- Конечно, ты должен будешь расставить коров вокруг эпицентра взрыва, достаточно близко к нему, чтобы они взлетели, но достаточно далеко, чтобы они не превратились в радиоактивную пыль, - говорит Тру. - Я уверен, что после небольшой практики мы сможем направить коров правильно.