Кузнецов с видом счастливого удачника, но в душе еще не веривший в прочность своей удачи, перезаряжал вместе с Лазаревым пушку и торопил его, повторяя:
— Как бы не оборвался! Как бы только не оборвался!
Повар прибежал на нос, чтобы узнать, кто загарпунил кита.
Подойдя к Кузнецову, он торжественно обратился к нему:
— Поздравляю тебя, Петя, с первым китом… Я замесил уже тесто для торта. Знал, что сегодня все равно кто-нибудь да убьет кита. Такое уж у нас правило — приходить на базу не с пустыми бортами. Думал испечь торт по случаю тысяча первого кита Петра Андреевича, а вышло по случаю первого комсомольского… Ну, да это все едино: ведь первый кит — тоже юбилейный…
Пушка уже была перезаряжена добоиным гарпуном, а кит все еще шел впереди судна, держась более чем в полукилометре и оставляя позади себя кровяные «блины». Но плыл он уже медленно.
Со стороны острова прилетели чайки и глупыши. Они описывали над кровавым следом круги: чайки — высоко, а глупыши — едва не разрезая крыльями воду.
Стоявший у лебедки доложил Зарве:
Уже четыре с половиной бухты вытянул!
Трави еще, — сказал Зарва. — Линя хватит.
Зарва, всюду поспевавший, вернулся к Кузнецову.
— У кита прострелен кишечник, — сказал он ему. — Он долго еще нас поводит. Плохо.
Нужно бить наповал… Ну, это еще придет к вам. Главное — нужно изучать повадки китов, да не по Брему, где кит изображен на картинке, высунувшись на три четверти из воды, а в море, в океане. И еще нужно уметь подходить к ним. Так и запомните.
Спустя час блок, который то и дело рывками опускался книзу, натягивая стальной трос, поднялся и стал неподвижно на свое обычное место. Кит больше не тянул. Зарва застопорил лебедку.
Кит остановился и, взмахивая могучим хвостом, хлестал по воде. Казалось, будто он перешибает спинные хребты океанских волн.
Самка уплыла далеко и скрылась из виду.
Судно продолжало идти. Расстояние между ним и китом приметно сокращалось. Колеса лебедки теперь медленно вращались в обратном направлении, выбирая линь из воды. Когда до кита оставалось менее ста метров, капитан подал команду «стоп».
Кит выбрасывал частые и невысокие фонтаны и, взмахивая хвостом, показывал на боку рваную рану, из которой торчал конец гарпуна. Волны слизывали кровь.
Лебедка продолжала работать, линь подтягивал кита к судну: нужно было с двадцати или тридцати метров добить его вторым гарпуном.
Кит встрепенулся и, сильно натянув линь, рванул в сторону, делая попытку уйти. Он метнулся в одну сторону, потом в другую и наконец пошел в сторону судна. Казалось, будто кит идет на таран. Приподняв голову и рассекая воду, он двигался на борт, как огромная сигарообразная торпеда.
— Полный назад! — закричал Зарва и кинулся к штурвальной рубке.
Но капитан уже разворачивал судно, повертывая его носом к стремительно приближавшемуся киту.
Кит прошел рядом с судном, почти вплотную. Задев его раненым боком, он высоко взмахнул хвостом и, как огромным молотом, ударил по борту. Стальной корпус загремел от удара, словно в него врезалась тяжело нагруженная баржа.
— Укротите скорей вашего усатого, — сказал капитан вбежавшему в рубку Зарве, — иначе он потопит нас… Нет, не нравятся мне финвалы. С кашалотами куда меньше беспокойства.
Кит нырнул под корму. Линь сильно рвануло, и блок потянул за собой вниз заскрежетавший стальной трос.
— Отдавайте, отдавайте ему линь! — раздавался с переходного мостика голос Зарвы. — Быстрей, быстрей!
Лебедка заработала во всю мочь, снова посылая линь за борт.
Но команда опоздала: блок подскочил кверху на прежнее место и свободно закачался под мачтой. В тот же миг линь перестал подниматься на блок и лег на палубу, заплетаясь в вольные кольца.
— Стоп травить! — приказал боцман и перегнулся через фальшборт, ища глазами в воде оборванный конец линя.
Взглянув вниз вдоль судна, он увидел вмятину в борту от удара китового хвоста. Солнечные лучи отражались в ней, как в вогнутом зеркале,
Зарва тоже подбежал к фальшборту.
— Любуетесь плодами небрежного хранения линя? — с трудом сдерживая себя, бросил он боцману. — От сырости, Лазарев, от сырости… не сомневайтесь.
Едва это было сказано, как из воды показался конец линя, который уже вытаскивала лебедка. Все увидели, что линь не оборвался, а был перерезан гребным винтом, когда кит нырнул под корму.
Зарва украдкой взглянул на Лазарева. Взгляды их встретились.
Знаю, что вы про меня сейчас думаете, — сказал Зарва. — После объяснимся… А сейчас нужно спасать кита, иначе он утонет.
Есть! — по-военному отчеканил Лазарев. — Только, Петр Андреевич, объясняться нам не придется. Тот линь, за который вы меня взгрели, действительно валялся на палубе не по-хозяйски. Я ошибки свои признаю…
«Палубные зрители» собрались на корме, следя за медленно уходившим китом.
Кит потерян, — сказал спаррист.
Нет, — тоном знатока возразил ему юнга, — еще успеем всадить в него второй гарпун.
Где ж тут успеть? Видишь, он уже подыхает.
Давай спорить на десяток папирос, что успеем.
Проиграешь. Кит захлебнется и утонет. Это только убитый кашалот держится на воде: у него сала больше. А финвал пойдет на дно.
Сколько под ним глубины? — спросил кто-то.
Что, хочешь за финвалом нырнуть?
А почему бы и нет? Пустяки! — вмешался третий механик, только что вышедший из машинного отделения после вахты. — Ведь под ним глубины-то всего три с половиной километра.
Послышался чей-то смех.
— Что же тут смешного? — рассердился завпрод. — Сейчас на дно пойдет шестьдесят
тысяч рублей чистым золотом.
На корму вышла буфетчица Люба. Она перестала накрывать стол к обеду в кают-компании, как только узнала, что кит оборвал линь. Она молча глядела на кита, а потом, вздохнув, бросила в сердцах:
— Ух, зараза!
Старший помощник, медленно спускаясь со штурманского мостика, столкнулся на трапе с капитаном.
Что с вами, Спиридон Севастьянович? — спросил у него капитан. — Отчего вы держитесь за сердце?
Вахту сдал и пойду полежать, — с волнением ответил старший помощник. — От этих китов я наживу порок сердца.
Мы зайдем в Найоко, — сказал капитан. — Вам обязательно нужно показаться врачу…
…и списаться на берег, — докончил старпом. — Хватит с меня на старости лет этой охоты…
Кит покачивался почти без движения на плоских волнах мертвой зыби, когда к нему осторожно подходило судно. Он непрерывно выпускал низкие фонтаны.
Кузнецов стоял у пушки, готовясь к выстрелу. Его бледность бросалась в глаза. Зарва стоял рядом с ним.
— Цельтесь под ласт, — говорил он спокойно. — Перед нами уже не кит, а пловучая мишень. Вроде той бочки, по которой вы учились стрелять гарпуном… Впрочем, можете теперь бить куда угодно: он и так скоро кончится. Нужно только взять его на линь, чтобы не утонул. Кем вы служили на военном флоте?
Старшим матросом.
На каких кораблях плавали?
На сторожевых.
Зарва обернулся к мостику.
— Самый малый! — скомандовал он. — Лево руля! Обе машины стоп! Теперь можете стрелять. Кит ведет себя превосходно. Отличный кит.
Кузнецов тщательно навел прицел. Руки его уже не дрожали.
На выстрел отдаленным раскатом грома ответило с острова эхо.
Взрыв гранаты был глуховат; она разорвалась в теле животного. Кит начал дробно бить хвостом. На воде появились водовороты, как от гребного винта.
Из туши хлынула кровь. Свыше шеста тысяч литров крови, расплываясь по воде, постепенно окружили судно.
Стая глупышей опустилась на воду. Они сновали возле кита и выклевывали из воды кровяные сгустки.
Лебедка стала тихо подтягивать кита к борту. Он не сопротивлялся и редко выбрасывал тонкие кровяные фонтаны, едва поднимавшиеся над водой.
Коснувшись борта, он запрокинулся на бок и начал медленно тонуть.
Лазарев, перегнувшись за леерное ограждение, быстро вонзил в его тело длинную трубку, соединенную с резиновым шлангом. Заработала электрическая помпа, и меньше чем через минуту телу кита вернулась способность пловучести. Помпа продолжала накачивать в тушу воздух.