Джан Мамад тяжело вздыхал, роняя крупные капли слез на ослиную шкуру.
— Кто этот человек? — спросил турист у хозяина курильни, остановившись против Джан Мамада.
— Не знаю, — ответил тот. — Много здесь ходит всяких бродяг, воров и картежников.
Он прислушался к бормотанью Джан Мамада:
— Это афганец, саиб.
— Что же он говорит? — продолжал интересоваться турист.
— Он, должно быть, влюбленный, — объяснил хозяин курильни. — Знаете, бывает такая разбитая любовь. Он плачет и часто повторяет имя Ситора. У афганцев это женское имя означает «звезда».
Турист достал из бокового кармана блокнот и стал что-то записывать.
* * *Джан Мамад отыскал гостиницу, где останавливались благочестивые паломники, когда уже солнце накалило улицы.
Он оставил перед входом свои старые калоши и, покачиваясь от не прошедшего еще ночного опьянения, вошел в просторный вестибюль. К нему по лестнице спустился приказчик с накинутым на плечи новым сатиновым халатом. Он уселся в бамбуковое кресло против электрического веера, чтобы его обдувало прохладной струей, и протянул Джан Мамаду мешочек, опечатанный сургучом.
— Вот твое жалованье, — сказал он. — Хозяин сам опечатывал кошелек.
Джан Мамад пересчитал деньги. Их оказалось столько, что едва хватало добраться по железной дороге до Шикарпура.
— А где же обещанный халат? — спросил Джан Мамад, глядя на синие горошины нового халата приказчика.
— Хозяин перед отъездом раздумал дарить его, — ответил приказчик. — Он сказал: «Хватит ему и того, что я заплатил за изжеванную чалму».
Джан Мамад направился к выходу.
Мальчик-портье распахнул перед ним дверь и протянул руку в ожидании подачки.
Джан Мамад остановился и поглядел на мальчика. У него еще кружилась голова и не проходила тошнота.
— А ты кормишь свою бабушку? — спросил он.
— У меня нет бабушки, — засмеялся мальчик, обнажая белые зубы.
Джан Мамад порылся у себя в карманах и нашел немного жареного гороха, оставшегося от вчерашнего завтрака. Он насыпал горох в протянутую руку мальчика и вышел на улицу. Разогретые каменные плиты сразу обожгли ему босые ноги. Джан Мамад стал искать глазами свои калоши, но их нигде не оказалось. Он еще не верил в пропажу калош и, щурясь от солнечного света, оглядывал белые плиты, слепившие ему глаза.
ПОСЛЕСЛОВИЕНегоциант продал слониху в марсельский зоологический сад, и сейчас она находится там. Ей более семидесяти лет. Для слонов это преклонный возраст.
Она разгуливает за оградой из крепких железных брусьев и получает ежедневно различные овощи и свежее сено, которое привозят с Французских Альп. В отруби ей добавляют рыбьего жиру.
Посетители зоологического сада бросают ей булки, сахар, апельсины. В благодарность за это угощение слониха всякий раз пятится назад и делает приседание.
Сторож с обрюзгшим лицом сидит перед оградой за лотком и торгует каштанами и леденцами. Дети протягивают слонихе пятифранковую лиловую бумажку, и она хоботом отдает деньги сторожу, который выдает ей за это горсточку каштанов, а за голубую десятифранковую — леденцы.
Сторож, желая иногда потешить детей, пробует обмануть слониху — и подсовывает ей в обмен на голубой десятифранковый билет каштаны, но слониха не берет их, требуя леденцов.
Над оградой установлена дощечка с латинской надписью: «Элефас индикус».
Что же касается дальнейшей судьбы Джан Мамада, то в последний раз его видели афганские пограничники, когда он, возвращаясь на родину, перешел границу, опустился на колени и поцеловал землю.
Потом он пошел по крутой улице пограничной деревушки, медленно передвигая босые ноги в синяках и ссадинах. Через плечо у него была перекинута переметная сума, из которой торчала свернутая ослиная шкура.
Сельские ребятишки бежали за ним, смеялись и дергали за ослиный хвост, свесившийся через прореху сумы.
А больше о нем ничего неизвестно.
Нина Гернет и Григорий Ягдфельд КАТЯ И КРОКОДИЛ
1
Катя Пастушкова шла по бульвару.
Почти не глядя, она хлопала по мячу. Мячик прыгал между Катиной рукой и землей будто на невидимой резинке. Но главное — мяч каждый раз падал только на солнечные пятна и ни разу на тень. А это было очень трудно, потому что ветер шевелил листья и пятна на дорожке двигались.
Это считалось высоким классом «школы мячиков».