— Машина готова! — доложил матрос.
Сизов надел полушубок, надвинул на уши шапку и вышел из рубки.
Без громких слов команды пароход отошел от пирса, прошел мимо кораблей, казавшихся в темноте нагроможденными друг на друга скалами, миновал последние буи и вышел в открытое море.
Осень в Финском заливе была ранняя, штормовая. Дожди сменялись снегом. Как только вышли из выходных буев кронштадтского рейда, «Молога» стала покачиваться на киль и борта.
«Молога» — маленький одномачтовый, с деревянным корпусом, пароход-лейба. В первую финскую войну неприятель, отступая, в спешке оставил пароходик, а наши моряки привели его в Кронштадт. Рискнули отправлять в море слабосильный пароход с людьми только в войну.
Комсомолец Сизов плавал вторым помощником капитана. Многие судоводители ушли на фронт, людей не хватало, и тогда Сизова назначили капитаном.
— Счастливого плавания. Работайте вдвоем с третьим помощником, пока подыщем людей, — сказали ему.
И вот Сизов на пароходе «Молога» в открытом море.
Чем дальше уходили от Кронштадта, тем крупнее становились волны, поднимали на гребень порожнюю «Мологу» и швыряли вниз. Брызги мельчайшими каплями летели через палубу, попадали на мостик. Раскаты волн, глухие удары о корпус, свист и вой ветра в вантах — все вместе сливалось в грозный рев штормующего моря.
Сизов пригнулся под парусиновый щит, но скоро вымок, перестал обращать внимание на брызги и только отворачивался, защищая лицо от холодной воды.
На мостик поднялся боцман Анисимов. Он почти всю жизнь провел в море и не представлял себе, как можно жить на берегу. Анисимов давно знал Сизова. До войны юноша проходил практику с Анисимовым. Старый одинокий моряк полюбил смышленого мальчика и сейчас относился к нему по-отечески. Он пришел проведать своего воспитанника: не волнуется ли молодой капитан, не нужна ли помощь, совет. Когда пароход кренило, боцман широко расставлял ноги, хватался руками за поручни.
Услышав спокойный голос Сизова, что-то приказывающего рулевому, старик улыбнулся:
— Молодец, Петя, хороший моряк! Скрылся Кронштадт. Прошли Шепелевский маяк. Пароход шел покачиваясь, окруженный белой пеленой брызг. Ветер не усиливался, и Сизову казалось, что рейс пройдет благополучно. На вахту должен был заступить третий помощник, но Сизов отпустил его. Не мог капитан в первый рейс, да еще в такую ночь, уйти с мостика.
С бака раздался голос вахтенного:
— По носу предмет!
— Право руля! — скомандовал Сизов.
С левого борта прошел корабль, за ним второй, третий, безмолвные, без единого огонька, словно тени, вынырнувшие из морских глубин и растворившиеся в темноте.
Корабли скрылись, и «Молога» продолжала свой путь.
— Вахтенный, на лаг! — приказал капитан.
— Есть на лаг! — ответил матрос на палубе и, запыхавшись от бега, доложил число пройденных миль.
Через полчаса поворот. Перед отходом из Кронштадта Сизов проложил курс на карте, знал, когда надо повернуть, но побоялся всецело довериться лагу. Может, на перо лага попали водоросли, тряпки или пакля, выброшенная за борт, и счетчик соврал. А место поворота нужно знать очень точно. Пароход должен следовать вдоль минного поля. Если повернуть раньше, можно наскочить на мину.
Сизов спустился в штурманскую рубку. Яркий электрический свет на миг ослепил его. Постояв, пока глаза привыкнут к свету, Сизов измерил на карте пройденное расстояние, проверил глубины. Лаг показывал правильно: через полчаса время повернуть.
В рубке было тепло, мягкий диван располагал к отдыху, но Сизов торопился на мостик. Протянув руки, чтобы не удариться, осторожно ступая, он направился к трапу и, нащупав поручни, быстро взобрался на мостик.
— Все благополучно? — спросил он боцмана.
— Порядок, — послышалось в ответ.
Через полчаса Сизов повернул на север, а еще через час «Молога» прошла вдоль границы минного поля, расположенного справа от курса. Правда, Сизов лег на новый курс, как говорят моряки, «с запасом», отошел от минного поля больше рекомендованного, но все же соблюдал величайшую осторожность. Он не отходил от компаса и при отклонении от курса предупреждал рулевого:
— Не рыскать! Право не ходить! Править аккуратно!
Небо на востоке побледнело, а когда наступил рассвет, «Молога» бросила якорь за лесистым островом, где стояли баржи. Зазвонив в машину отбой, Сизов вздохнул полной грудью и улыбнулся. Не думал он, что первый рейс в военное время пройдет так легко.
Приказав помощнику распоряжаться погрузкой, Сизов спустился в каюту, снял полушубок и шапку.
В дверь постучали.
— Можно! — недовольно крикнул Сизов.
Вошел приехавший с берега морской офицер.
— Извините, что помешал, — сказал он, — но время не терпит. Командование решило погрузить на «Мологу» взрывчатку. Груз невеселый, но что поделаешь. Может взорваться от удара, сильного сотрясения. Соблюдайте осторожность. Уходим завтра в ноль-ноль. Сигналов не будет. В трех километрах враг. Если в темноте потеряете караван, следуйте до Кронштадта самостоятельно.
— Какова скорость каравана?
— Пять узлов.
— Это же форсированный ход «Мологи»!
— За ночь нужно пройти открытую часть моря. Постарайтесь прибавить ход.
Сизов оделся. Ему было не до сна. Он приказал вахтенному позвать помощника, боцмана и старшего механика. Когда все собрались, Сизов сообщил о грузе и приказал:
— Камбуз потушить, — взрыв может произойти от искры. Вдоль борта повесить мягкие кранцы, чтобы не ударялись при швартовке понтоны.
С берега прибыли понтоны, и красноармейцы приступили к погрузке.
К вечеру следующего дня «Молога», приняв тяжелый груз, глубоко сидела в воде.
Измученных полуторасуточной работой помощника и боцмана Сизов отослал в каюту, а сам ходил по мостику, ожидая часа отхода.
Послышался нарастающий рокот тяжелого снаряда и взрыв на берегу. За первым последовал второй, третий… Тяжелый снаряд разорвался где-то неподалеку.
Сизов подошел к компасу и при тусклом свете лампочки взглянул на часы. Было без десяти двенадцать.
Хорошо бы переменить место стоянки, но этого он не имел права сделать. Что, если пароходы в темноте, без света, станут переходить с места на место?
Свободная от вахты команда не спала. До сна ли, когда каждую минуту снаряд может попасть в пароход? Собравшись на палубе, матросы тихо переговаривались и, когда поблизости раздавался треск, спрашивали:
— Сколько осталось до отхода?
С мостика Сизов видел силуэты людей, слышал сдержанный говор. Он спросил боцмана:
— Гаврилыч, сколько стит каждый снаряд?
— Не знаю точно, но думаю, можно построить дом.
— Не один, а два деревянных, — произнес кто-то на палубе.
— Смотря каких, — отозвался другой.
— Кто знает стоимость снаряда? — спросил Сизов.
Никто не знал, и люди заспорили.
Снова разорвался снаряд. Сизов услышал шум обрушившегося фонтана воды, почувствовал запах едкого дыма.
Разговоры на палубе умолкли. Наступила напряженная тишина.
Сизов неторопливо прохаживался по мостику, подходил к компасу, смотрел па часы. Наконец стрелки показали ровно двенадцать.
Самым тихим ходом, чтобы успеть вовремя застопорить машину или свернуть с пути при встрече с другими судами, двинулись мимо «Мологи» корабли каравана.
— Поднять якорь! Поставить на баке вахтенного! — приказал боцману Сизов.
— Есть поднять якорь! — громко повторил Анисимов, радуясь, что покидает зону обстрела.
Заработала лебедка.
— Якорь поднят. Вперед смотрящий матрос Супрун! — доложил Анисимов с бака.
«Молога» тихо пошла, заняв свое место в караване. Сизов повеселел. Разрывы снарядов слышались уже позади. Успокоилась и команда. Свободные от вахты пошли отдыхать. Боцман обошел пароход и поднялся на мостик.
За островом было тихо, но в море подул юго-западный ветер и, усиливаясь, перешел в шторм. Ветер засвистел в вантах, пароход начало кидать на волнах. Иногда он проваливался, и тогда перед носом поднималась клокочущая пена, обрушивалась на бак, мостик уходил из-под ног, и, чтобы удержаться, Сизов широко расставил ноги, попеременно сгибая их в коленях.