— Не твое дело. Подрасти сначала.
Утром Вася проснулся от холода. Вся одежда была мокрая от росы. Костер еле теплился. Отца не было, но голос его был слышен совсем недалеко. «С кем это он разговаривает?» — подумал Вася, услышав второй незнакомый голос. Подойдя к самому берегу, посмотрел по сторонам и увидел немного ниже по течению лодку. В лодке, опираясь на шест, стоял бородатый старик. Вася вернулся к стоянке, положил на угли сучьев и начал раздувать. Скоро показалось пламя и костер весело затрещал. Вернулся отец с высоким молодым человеком. В руках у этого человека был четырехугольный пакет, похожий на связанную пачку книг.
— Это сынишка мой, — сказал отец. — Ничего растет углан! Самостоятельный!
Вскипятили чай. Кружек было две, и поэтому пили по очереди. Приехавший сказался веселым, много знающим человеком. Он так увлекательно рассказывал об Урале, что Вася забыл о харюзах и, вероятно, пропустил бы лучшие часы ловли, если бы отец не напомнил:
— Васюк, а ты хотел рыбки поймать. Оно бы не плохо к обеду ушицы!
Вася взял приготовленную с вечера удочку и отправился к плесу. Харюзов ловят на муху. Берут они и на червя, но на муху лучше, да и ловить интереснее. Вася об этом знал давно и захватил с собой пузырек, набитый рыжими тараканами. Когда таракана насадишь на крючок, он распускает крылья. Ни дать ни взять — муха. Харюз очень осторожная рыба. Нужно простоять на берегу без движения минут двадцать, пока спугнутые рыбки не успокоятся и не вернутся назад. В прозрачной воде видны их черные спины. Три… пять… целая стайка. Сейчас они смело плывут, но стоит пошевельнуть пальцем, как вся стайка мгновенно исчезнет. Подойдя к плесу, Вася остановился далеко от берега, надел таракана и осторожно направился к кустарнику, густо разросшемуся у самой воды. Придерживая пальцем конец нитки, он просунул удочку между веток, раздвинул кусты и отпустил леску. Таракан повис в воздухе. Ветерок дул снизу и относил нитку. Мальчик начал наклонять удочку. Лишь только таракан коснулся воды, как около него блеснуло, булькнуло и по удочке словно кто палкой ударил. Харюз попался крупный. Это было сразу видно по тому, как дергалась удочка. Сердце у мальчика от волнения замерло, но он не потерялся. Тащить надо осторожно, чтобы не испугать остальных…
…— Бросай курить! — крикнул пристав.
Снова захрустел под ногами снег. Оранжевый свет от фонарей метался по сугробам. Иногда из темноты вдруг появлялась молодая сосенка, до половины утонувшая в снегу, с белой пушистой шапкой на верхушке.
…«Так вот где я видел этого человека», — думал Вася, вспоминая встречу на берегу Косьвы. — Но тогда он был без бороды и выглядел совсем молодым». Значительно позднее Вася узнал, зачем эти люди поднялись на лодке из Чусовой. Привезенный ими пакет Васе пришлось тащить, помогая отцу. Тяжелый был пакет. Теперь он понимает, что была там нелегальная литература, революционные прокламации…
…Сзади послышалось лошадиное фырканье, и скоро раздался крик:
— Эй! Поберегись!
Пришлось сворачивать в снег, чтобы пропустить лошадь. Сытый копейский жеребец, запряженный в розвальни, мотая головой, прошел мимо. На мгновенье лицо возницы попало в полосу света, и Вася сразу узнал Матвея.
«Куда это он на ночь глядя поехал?»
— Носят их черти! — проворчал пристав, вылезая на дорогу.
Тихой морозной ночью звуки разносятся далеко, и поэтому Денисов не удивился, когда слух его уловил очень далекий скрип шагов. Прикрыв полой полушубка фонарь, он подошел к полуоткрытой двери и прислушался. «Никого! Почудилось, что ли? У страха глаза велики», — решил он, но в ту же секунду совершенно ясно услышал сухой хрустящий звук шагов. Кто-то шел по дороге. Если бы это было не в полночь и если бы Денисов не оберегал спустившихся под землю товарищей, он не придал бы этому значения. Ну, идет прохожий; ну и пускай себе идет. Но сейчас нужно быть настороже. Мало ли какая случайность? Всего не предусмотришь.
Вначале скрип шагов, закрытый лесом, доносился глухо, но вдруг сразу стал яснее и короче.
«Вышел на опушку, — решил Денисов. Через минуту–другую звук исчез. — Остановился… И как раз у развилины», — подумал шахтер, сдерживая дыхание.
Снова заскрипели шаги, и звук их начал быстро нарастать. Теперь не было сомнения, что прохожий свернул к шахте. Притаившись у двери, Денисов напряженно всматривался, пока не увидел темную фигуру человека. Поравнявшись с шахтой, человек остановился и тихо кашлянул. Денисов ждал.
— Тут кто-нибудь есть? — раздался знакомый голос.
— Фу ты, неладная! — пробормотал Денисов, облегченно вздохнув.
Он вынул фонарь и, высунув его из двери, осветил протоптанную недавно тропинку.
— Кто это? Миша, ты?
— Я. Это я, Иван Иваныч, — сказал Денисов, выходя навстречу. — Сперва было не признал. Что, думаю, за оказия! Хруп-хруп!.. Кто, думаю, по ночам тут бродит? Из гостей, что ли, вертается? Вроде как поздно бы… А потом, как ты с дороги свернул, совсем мозга за мозгу заскочила…
— Напугался? — усмехнулся Орлов, входя в сарай и оглядываясь.
— Похоже, что напугался.
— Ну как? Шрифт нашли?
— Нашли. Увязывают. Сейчас поднимать станем. Матвея поджидаю. Должен вот-вот на лошади приехать.
— Камышин внизу?
— Там.
— Это хорошо. Не надо, чтобы он видел меня. Человек он вполне порядочный, но, как говорится, сделан не из крепкого материала. Пугливый товарищ!
— Это да… Не тот человек, — согласился шахтер. — Передам, говорит, вам типографию — и конец. Мне, говорит, с вами не по пути. Считайте, что в кадеты ушел.
— Так и сказал? — удивился Орлов.
— Да нет. Насчет кадетов я пошутил, — смеясь, сознался Денисов.
— Шутка очень похожа на правду. Туда его по ветру несет, — сказал инженер и достал портсигар. — Будешь курить?
— Можно.
Руки у Денисова крупные, кожа потрескалась, пальцы заскорузлые, огрубевшие. Не руки, а лапы.
— Вытряхни сам, Иван Иваныч, — попросил он, не решаясь взять тонкую папироску из протянутого портсигара. — Руки-то у меня не по тому калибру деланы. Только и годятся кружева плести, — пошутил он.
Орлов достал папиросу и передал ее Денисову.
— Покупные?
— Нет. Сам набиваю.
Прикурив от фонаря, инженер надел рукавицы и потер ими щеки.
— Говорят, что на морозе курить вредно, — заметил он. А уральский мороз мне нравится Сырости той нет, что в Питере. Там в десять градусов хуже, чем здесь в тридцать.
— Я вот что соображаю, Иван Иваныч, — сказал Денисов. — Как мы будем шрифт подымать? Груз не малый. Попробовали было колесо повернуть и бросили. Так скрипит проклятое, — мертвых подымет.
Орлов взял фонарь и обошел с ним вокруг колодца.
— Воды надо достать, — посоветовал он, разглядывая один из углов. — Вот эту ложбинку заморозить, и по ней веревка пойдет, как по маслу.
Денисов задумался. Он привык без возражения выполнять распоряжения инженеров и совет Орлова принял, как приказ.
— Легко сказать, воды! В поселке разве попросить? Сказать, что для лошади… — вслух начал размышлять он. — Нет… Это не годится. Пока ходишь, — замерзнет. Не донести. Разве у Сохатого? Там теплый ключ есть. Недалеко тут. Всю зиму не замерзает.
— Где это Сохатый?
— А вот по дороге, где ты шел, немного вперед и налево. Не доходя до «Фокеевской» шахты. Тоже старые разработки, брошенные.
— Откуда здесь может быть теплый ключ? — заинтересовался Орлов.
— А кто его знает? Мы еще когда мальчишками были, все бегали. Вокруг того ключа все ржавчиной покрыто.
— А воду на вкус не пробовал?
— По вкусу на чернила похожа. Пощипывает язык малость.
— Медный купорос, наверно. Но почему он теплый? Это надо будет посмотреть… А приехавший товарищ тоже в шахте? — спросил Орлов, заглядывая в колодец.
— Все там.
— Лезет кто-то…