Во Львове Котловский сделал пересадку и скоро прибыл в небольшой город с остроконечной башней бывшей ратуши и круглой площадью. От этого города до Трускавца было всего полчаса езды на автобусе.
Майор сначала зашел в управление Министерства внутренних дел и долго беседовал с начальником управления.
Отсюда Семен Игнатьевич направился к зданию, где когда-то находилась немецкая комендатура. Он вошел в проходной двор. Вон там, в каменных подвалах, застенках гестапо, томились патриоты, приговоренные фашистами к смерти. Котловский подошел к одному из подвалов. Здесь сидел, если верить Дубняку, спасенный им партизан. Семен Игнатьевич вспомнил рассказ Дубняка: …«часовой увернулся от ножа и побежал через двор к воротам комендатуры. Я выстрелил раз — мимо. Он как раз около дерева пробегал.».
Ветвистый клен рос посреди двора. «А что, если пуля попала в дерево?» — подумал Семен Игнатьевич. Он осмотрел кору дерева сантиметр за сантиметром до высоты человеческого роста. В одном месте на коре сохранилась едва заметная отметина. Котловский вынул из чемоданчика складной нож и осторожно расчистил кору. Отметина проникала под кору в ствол дерева. Все глубже и глубже входил нож в ствол. И наконец кончик лезвия со скрежетом наткнулся на металл. Майор расширил отверстие и вынул из ствола маленький комок. В этом деформированном куске металла даже под лупой трудно было узнать пулю. И все же это была именно она.
Семен Игнатьевич привязал к гвоздику длинную нитку, гвоздик вставил в отверстие ствола, из которого была вынута пуля; ударяя ручкой ножа в шляпку гвоздика, укрепил его в стволе на месте пули; начал разматывать нитку так, чтобы она не касалась краев отверстия. Нитка протянулась через двор к двери подвала. Похоже, — стреляли отсюда.
Котловский вернулся к зданию управления МВД. Зашел в помещение, где хранились архивы. Долго разбирал желтые, с оборванными и обгоревшими краями, циркуляры, приказы и донесения гестапо, которые гитлеровцы не успели сжечь или увезти. В этих бумажках запечатлелся звериный офлик фашизма: приказы об истреблении, об угоне на каторгу, жалкие свидетельства минувшей власти, построенной на насилии. Майору Котловскому вспомнилась поговорка: «Можно прийти к власти, опираясь на штыки, но нельзя усидеть на штыках».
Нашлись здесь и следы Дубняка. В одном приказе говорилось, что Никита Львович Дубняк (кличка в полиции — «Степчак») зачисляется на должность заместителя начальника полиции по личной рекомендации унтер-штурмфюрера Вейса.
Нашлось и личное дело Вейса. К нему приколото донесение о смерти унтер-штурмфюрера. Эти документы, очевидно, вытащили из огня. На желтой, обгоревшей местами бумаге трудно было что-нибудь разобрать. Все время приходилось читать через лупу. Глаза быстро утомлялись. Из отдельных уцелевших букв, слов и фраз донесения майор при помощи работника архива, в совершенстве владевшего немецким языком, составил текст:
«…июня… года. В кабинете… Вей… уб… жом……и агент 42-3 Алексей Золотоверхий. Подозре…ем…пчака. Он оставался в кабинете… вызва… хого… Ст… скр… вестном направлении».
Дальше ничего нельзя было разобрать. Но и по этим буквам и обрывкам слов, учитывая расстояние между ними, можно было восстановить часть текста:
«…июня… года. В кабинете унтер-штурмфюрера Вейса убиты ножом Вейс и агент 42-3 Алексей Золотоверхий. Подозреваем Степчака. Он оставался в кабинете с унтер-штурмфюрером, вызвал затем Золотоверхого. Степчак скрылся в неизвестном направлении».
Итак, Никита Дубняк не солгал?
Майор Котловский отбросил эту мысль. Рано еще принимать решения. Ведь могло быть и такое: Дубняк-Степчак мог поссориться на личной почве с Вейсом и Золотоверхим. В гитлеровской стае подобные случаи были нередки.
Возможна и иная версия: зная о наступлении Советской Армии, предчувствуя конец своих хозяев, Дубняк решил предать их, как раньше предал свой народ. Решил выслужиться перед советскими войсками и поэтому спас партизана. Затем убил своих бывших друзей, уничтожил свое личное дето, в котором могли быть отмечены его заслуги перед фашистами. Ведь самые тщательные поиски в архивах не привели к обнаружению личного дела Никиты Дубняка (Степчака). А может быть, оно успело сгореть.
Как бы там ни было, пока еще преждевременно снимать подозрения с Никиты Львовича. Семен Игнатьевич продолжил расследование. Он начал поиски следов бежавшего из подвала партизана. Не фикция ли побег?
Чтобы решить этот вопрос, нужно было, во-первых, предположительно установить, из какого партизанского отряда мог быть тот партизан. Котловский опять направился к начальнику управления МВД.
Начальник недолго раздумывал.
— Вблизи города в то время действовала группа партизанского соединения и отдельный партизанский отряд. Потом он влился в соединение. Командир группы работает тут же, в управлении. Командир отдельного партизанского отряда погиб. В селе, вблизи Трускавца, находится его заместитель. Он — председатель колхоза.
Капитан МВД, в прошлом командир партизанской группы, на вопрос Котловского ответил отрицательно. Таких случаев в их группе в то время не было.
Котловский на машине, предложенной начальником МВД, выехал в Трускавец. По дороге он остановился в селе, где жил заместитель командира отряда.
Председателя колхоза, Ивана Трофимовича, майор нашел в поле. Еще издали он услышал зычный хрипловатый голос.
— Голова командует, — сказал паренек-провожатый.
Посреди поля, в кругу женщин, размахивал руками плотный, широкоплечий мужчина в коричневом кителе и соломенной шляпе.
Семен Игнатьевич поздоровался с колхозниками и отошел с председателем в сторону, под тень деревьев, росших правильными рядами вдоль полей, и коротко изложил суть дела.
— Был у нас такой случай, — пробасил председатель. — Партизан тот после к нам прибег, рассказывал. Он и сам находится недалеко отсюда. Доктор по специальности. Я вот хлеба подымаю, а он животы людям в Трускавце лечит. Минут за пятнадцать до него доедете.
«Газик» опять рванулся в дорогу. Скоро выехали на асфальтированное шоссе. Вдали замаячили белые здания санатория.
Врача майор нашел сразу. Врач был родом из Тулы, партизанил на Украине.
Он посмотрел на фотографию Дубняка, и взгляд его стал теплым и ласковым, будто увидел родного человека.
— Он спас меня от верной смерти, товарищ майор. Вы мне адресок-то его оставьте. Списаться нужно: замечательный человек!
Врач помог майору найти двоюродного брата Лисняка.
— Дубняка хорошо знаю по рассказам товарища Сергея, — сказал тот. — Наш человек. А полицейского, что я тогда стамеской угостил, Цыганком звали. Расстреляли его наши, как пришли. Собаке собачья смерть. Дубняк наш человек, верный человек, — еще раз повторил он.
Они пошли по курортному городку, провожая Котловского к машине. По благодарным улыбкам, которыми курортники и санитарки приветствовали врача-туляка, спасенного когда то из лап гестапо, майор понял, что его здесь уважают и ценят. Очевидно, человек, который после пыток, в ожидании смерти пеп «Орленка», умел бороться с преждевременной смертью и болезнями. И невольно Семен Игнатьевич подумал, что не только этот человек в белом халате, но и все, кого он вылечил, должны благодарить Никиту Дубняка — незаметного молчаливого воина, не запоминавшего имен спасенных им людей.
— Вот она, судьба человека! — сказал майор Котловский, закончив рассказ. — Я вернулся, сообщил в часть и доложил начальству, что обвинение не подтвердилось. Дело, заведенное на Никиту Дубняка, оказалось безрезультатным. И знаете, друг мой, об этом безрезультатном деле очень приятно вспоминать!.. А теперь вам пора. Чего со стариком сидеть! Ступайте!