Шубин оглянулся на пустые желоба. Торпед нет! В стеллажах только глубинные бомбы.
Он перехватил взгляд юнги. Подавшись вперед, подняв лицо, Шурка самозабвенно смотрел на своего командира. «Ну же, ну! — казалось, молил его взгляд. — Придумай что-нибудь! Ты же можешь придумать! Ты всё можешь!»
И этот взгляд, обожающий и нетерпеливый, подстегнул Шубина. Он выжал до отказа ручки машинного телеграфа.
Катер рванулся к транспорту.
Как! Без торпед?!
Немцы, толпясь на корме, наверно, рты разинули от изумления.
Русский хочет таранить их — такой коротышка такую громадину? Берет на испуг?
Но Шубин не брал на испуг.
Это была все та же «рисковая» игра. Немцы вынуждены были теряться в догадках: какие «козыри» приберегает он, чтобы сбросить в последний момент?
Шубин нагнал транспорт и, пользуясь огромным преимуществом в скорости хода, начал легко его обходить.
За катером Павлова двинулись другие торпедные катера, повторяя маневр командира. Однако он приказал им оставаться на расстоянии.
Стоило одной зажигательной пуле угодить в бензобак, чтобы торпедный катер вспыхнул, как факел.
Но Шубин не думал об этом. Видел перед собой лишь стремительно проносящийся высокий, с грязными подтеками борт, а на нем удивленные круглые глаза иллюминаторов. А на палубе метались люди. Низко пригибаясь, они перебегали вдоль борта.
Фаддеичев сгонял их с палубы, яростно поливая из пулемета, как из шланга.
Катер обогнал транспорт, пересек его путь и проскочил по носу на расстоянии каких-нибудь двадцати — двадцати пяти метров от форштевня.
Теперь пора!
— Бомбы за борт! — скомандовал Шубин.
Боцман и юнга кинулись к бомбам. Черные бочоночки один за другим полетели в бурлящую воду. Их сбрасывали в спешке, как попало, иногда сталкивали ногами.
Где уж на таком близком расстоянии разворачиваться транспорту, тем более подбитому! Он продолжал двигаться по инерции, медленно наползая на сброшенные бомбы. Те стали рваться в воде под его килем.
Шурка засмеялся от удовольствия.
Так вот какие «козыри» сбросил его командир!
Однако повреждения, нанесенные бомбами транспорту, не могли быть смертельными — Шубин, конечно, знал это. Сейчас в трюме заделывают разошедшиеся швы, торопливо заливают их цементом. Корабль удержится на плаву.
Но Шубин и не рассчитывал потопить транспорт своими малыми глубинными бомбами. Он хотел лишь помешать ему уйти под защиту береговых батарей, решил во что бы то ни стало задержать его — и добился этого!
О корабле не скажешь: топчется на месте. Но нечто подобное произошло сейчас с подбитым транспортом. Заминка! И она оказалась для него роковой.
— Горбачи[4], добивайте! — сказал Шубин в ларингофон.
И самолеты пали сверху на корабль.
Немецкие матросы стали по-лягушачьи прыгать за борт. Потом транспорт медленно накренился и лег на бок, показав свою подводную часть, похожую на вздутое брюхо глушеной рыбы…
3
Именно тогда на простодушном лице Павлова появилось то выражение, которое, по свидетельству товарищей, почти не сходило с него до самого Пиллау. Словно бы, побывав в первом бою со своим командиром, молодой лейтенант чрезвычайно удивился и так уж потом и не смог окончательно прийти в себя от удивления.
Но сам Шубин сердито отмахивался от поздравлений. Не то! Все это было не то!
Он ферзь хотел сшибить с доски, а ему подсовывали пешку за пешкой. Искал встречи с наибольшим, с «Летучим голландцем», а тут, словно бы прикрывая его, то и дело вывертывались из-за горизонта разные «шнявы», заурядные сторожевики и тральщики.
Шубин расшвыривал их и топил, нетерпеливо прорываясь дальше на запад.
Угловатая тень подводной лодки возникала перед ним на мгновение. Она проплывала по серому полотнищу неба. Тральщик, или сторожевик, или транспорт тонул, и тень тотчас же исчезала.
Тень была неуловима!
Товарищи приставали к Шубину с упреками и утешениями:
— Дался тебе этот «Летучий»! Ну что ты так переживаешь из-за него? Забудь о нем! Воюй!
Шубин только пожимал плечами.
«Эх, молодежь наивная!» — снисходительно думал он, хотя многие товарищи по бригаде были его ровесниками. Сам себе он казался таким старым! Ведь он побывал на корабле мертвых!
А с них, с молодых, ну что взять? Конечно, они были хорошими советскими патриотами и воевали хорошо: почти каждый день видели врага в лицо. Беда в том, что видели на расстоянии не ближе кабельтова, да и то лишь во время торпедной атаки, то есть мельком. А он, Шубин, понасмотрелся вблизи на этих оборотней и понаслушался от них всего. День, проведенный на борту «Летучего голландца», показался ему чуть ли не в год.