Утром все получили по два куска жареной трески, по ломтику тронутого плесенью хлеба и по ложке сахарного песку.
Марушко принесли паек в его угол. Но он был рад этому. Здесь никто не мог зайти за спину, ударить сзади. И он отдохнет после чудовищного напряжения ночи.
После завтрака Пашу сменил хмурый засольщик Терентьев.
“Праведник! — злобно подумал Марушко, вспомнив, как Терентьев ругался со шкерщиками из-за брака в обработке рыбы. — Партейный!”
С наступлением темноты команда заполнила салон. Настороженный слух Марушко жадно ловил обрывки разговоров. Больше всего хотелось ему узнать, что с Оськой. Жив он? Или умирает? Возможно, уже умер! От одной мысли об этом тело его покрылось липким потом. Если Оська умрет, тогда и ему конец. Не довезут до порта, трибунала. Сейчас трибунал казался Марушко тихой гаванью.
После ужина Паша занял свое место рядом с арестованным.
Матросы устраивались на ночь. Неторопливая беседа угасала.
Тишина, мерное дыхание спящих осилили Пашу. Голова его свесилась на грудь, потом привалилась к стене…
А Марушко все думал — упорно, об одном и том же: выживет ли Оська? Хоть бы до берега выдержал. Две участи — преступника и его жертвы — слились воедино.
Занятый невеселыми размышлениями, Марушко вдруг разглядел, что помполита в салоне не было. Где он? Куда мог уйти в такую позднюю пору? Только к Оське. Значит, плохи дела раненого, если Корней Савельич ночью не отходит от его постели.
Марушко силился развеять страх, убедить себя в том, что помполит мог выйти проверить вахту, побеседовать с дежурными на постах наблюдения, просто подышать свежим воздухом… Все это казалось неубедительным. Только к Оське, Больше некуда идти Корнею Савельичу. Мысль упорно повторяла одно и то же слово: “Умирает!..” Незаметно пришло убеждение, что Оська уже мертв. Вот сейчас войдет Корней Савельич, сообщит о смерти Оськи… Теперь уже Марушко не мог отвести взгляда от двери. В каждом шорохе спящих ему слышались шаги Корнея Савельича.
Марушко встал. Потянулся, разминая отекшую спину. Осторожно ступая между спящими, пробирался он к выходу.
— Легче! — пробормотал кто-то с пола.
Марушко замер с приподнятой ногой. Так он стоял, пока под ним не зазвучал сочный храп. Марушко перешагнул через спящего и открыл дверь.
ОТЩЕПЕНЕЦ
Исчезновение Марушко всполошило всю команду. Бежать одному с “Ялты”? Безнадежно. Скрываться на судне? Вовсе нелепо. Но были же причины, побудившие преступника к бегству?..
Иван Кузьмич немедленно усилил вахту. Анциферов бросился к кладовке, где хранилось оружие. Замок на ней был цел, автомат и три винтовки на месте. Старпом облегченно вздохнул и перенес оружие в пустующий камбуз. Здесь оно было под постоянной и надежной охраной.
Поиски Марушко возглавили Анциферов и Кочемасов. Матросы плотной цепочкой — от борта и до борта — неторопливо двигались с кормы к надстройке. В густом тумане Марушко мог пройти незамеченным в двух шагах.
Значительно труднее было в трюмах и особенно в машинном отделении. Спускаться по трапам приходилось осторожно, нащупывая ногой обледенелые ступеньки. Матросы кружили в огромном пространстве, часто перекликаясь друг с другом. Гулкое эхо искажало голоса, повторяло их, и оттого казалось, что машинное отделение заполнено чужими, неведомо откуда взявшимися людьми. Лучи немногих электрических фонариков шарили по слезящимся от сырости стенам и таяли в темной пустоте или неожиданно вспыхивали яркими пятнами на сверкающих инеем переходах и трапах.
Продолжать поиски в таких условиях было безнадежно. Марушко мог проскользнуть между шумящими матросами, найти уголок, где можно отсидеться, пока идут поиски.
Машинная команда вернулась на палубу. Никаких следов беглеца обнаружить не удалось. После недолгого раздумья Иван Кузьмич приказал задраить наглухо оба трюма и вход в машинное отделение.
— Если он внизу, — сказал капитан, — пускай сидит. Холод рано или поздно выморозит его из любой щели.
Но не холод и, конечно, не голод вынудили Марушко выйти из надежного убежища раньше, чем кто-либо ожидал.
После обеда один из вахтенных услышал стук в дверь машинного отделения. Он подошел к ней поближе. Прислушался. Стук повторился.
— Марушко? — спросил вахтенный.
— Пить! — прохрипел за дверью Марушко. — Берите меня, только попить дайте.
Его привели в салон. Пошатываясь, подошел он к бачку. Выпил две кружки воды.
— Теперь… стреляйте! — Марушко распахнул стеганку. — Бейте.
От него несло перегаром. Он был пьян.
— Надеюсь, теперь кончите запираться? — сказал капитан.
— Не брал я ничего, — упрямо мотнул головой Марушко. — Ни-че-го!
— А спирт? — спросил капитан.
— Какой спирт? — нагло уперся Марушко. — Откуда?
Ночью он заглянул в дверь капитанской каюты. Немногое увидел там Марушко, но и этого для него было вполне достаточно. Зоя поила Оську из кружки. Пьет! Значит, до смерти раненому еще далеко. Марушко пробрался в свой тайник. Радость его была так велика, что он крепко выпил, наелся до отвала и тут же заснул. Проснулся он от жажды. Пока искал в темноте воду, на палубе зашумели. В машинное спустились матросы. А когда они ушли, Марушко долго шарил по темному помещению с мутной головой и пересохшим ртом и наконец не выдержал, стал стучать в дверь.
— Не знаю, где вы прятали спирт, — сказал капитан. — Но хватили вы крепко.
— Водопровод в машинном замерз, — врал Марушко. — Наглотался я льду. А он с какой-то пакостью от огнетушителей да с машинным маслом. От этого и жажда… и запах.
— Далеко припрятал краденое, — сказал Корней Савельич, не глядя на Марушко, — потому и подсовывал понемногу в рундучок Малыша. Чтоб не лазить каждый раз в темноте за сухарями и прочим.
— Вы все умные! — Марушко привалился спиной к стене и выставил вперед острую челюсть. — Все знаете. Один я дурак. Зачем же у меня спрашивать? Пойдите достаньте что вам надо. Поймайте вора.
— Незачем ловить вора, — остановил разговорившегося Марушко Иван Кузьмич. — Покушения на убийство достаточно…
— Не было покушения! — крикнул Марушко. — Хотел пугнуть парня. А он сам напоролся на нож. Оська ж… друг мой. Друг! — В голосе Марушко знакомо зазвучала фальшивая слеза. — Я только из заключения вышел. Все от меня, как от волка. Один Оська оказался человеком. Это вся команда покажет на суде. Вся! Неужели я такой подлец?..
— Подлец, — убежденно подтвердил Быков. — Первостатейный!
— Бей меня! — Марушко рванул рубашку, и она с сухим треском разошлась до пояса, обнажив грязную тельняшку. — Стреляй подлеца!
Марушко очень хотел, чтобы его ударили, избили. И чем сильнее, тем лучше. Если к явным телесным повреждениям симулировать еще и внутренние, все это можно будет с выгодой использовать на следствии, а затем и на суде.
— Бросьте представляться, — охладил его Иван Кузьмич. — Никто вас бить не станет. Придет время — расчет с вами произведут полностью.
— Корней Савельич! — вошла Зоя. — Пройдите к Баштану.
Марушко оцепенел. От недавней наглости его не осталось и тени. Он убедил себя, что жизнь Оськи в безопасности. Это придало ему уверенности, дерзости. Но бывает, что ранение оборачивается плохо, когда и врачи этого не ожидают.
О том же думали сейчас и матросы. Они сомкнулись вокруг Марушко плотной стеной. С трудом сдерживаемая ненависть готова была прорваться, несмотря на присутствие капитана. Надо было любой ценой разрядить нависшую над Марушко угрозу расправы.
— У капитана с тобой за Оську свой расчет. — Паша шагнул к прижавшемуся к стене Марушко. — У нас свой…
— Оська, Оська! — перебил его Иван Кузьмич. — Говорите вы о нем много, а никто не навестил раненого.
Матросы опешили. Чего угодно ожидали они, только не этого несправедливого упрека.
— Так не пускают же! — опомнился Быков. — К Оське-то!
— Нельзя было, и не пускали, — ответил капитан, не замечая своей непоследовательности. — А сегодня я могу пропустить в лазарет двух-трех человек. Не больше. Выбирайте сами, кого послать.