Он вытащил из кармана папиросу и тут же отскочил от окна, прижался к стене — по палубе хлестнула струя пуль.
— Пройдите по судну. — Бассаргин обернулся к старшему помощнику. — Гоните всех в укрытия.
И, словно поторапливая старпома, снова яростно залился на ходовом мостике пулемет. Цепочка светящихся пуль понеслась навстречу снижающемуся самолету.
Сбегая по трапу, Иван Кузьмич видел, как самолет пикировал на “Ялту”. Вой его перешел в пронзительный визг, заглушил встречавший его с ходового мостика пулемет. Столбики дымков просекли палубу, ходовой мостик. Звонко цокнул и пули о стальные ступеньки трапа. На спасательном круге появился крохотный вялый огонек.
Иван Кузьмич проворно нырнул под трап и увидел выглядывающих из входа в машинное отделение кочегаров.
— В укрытие! — закричал он. — Кому говорю?
Кочегары смеялись, кричали что-то, показывая на небо.
Иван Кузьмич выглянул из-под трапа. Самолеты строились в пеленг, направлением на запад.
“Боятся израсходовать боезапас, — понял Иван Кузьмич. — В пути их могут перехватить наши”. И облегченно вздохнул:
— Пронесло!
Неожиданно в окно рубки высунулся вахтенный матрос.
— Старпома в рубку! — закричал он истошным голосом. — Старпо-ом!
— Что случилось? — вышел из-за надстройки Иван Кузьмич. — Чего кричишь?
— Капитана убило. — Матрос облизнул сухие серые губы и хрипло добавил: — Насмерть.
ПРОДОЛЖАТЬ ПОИСК
Бассаргин был еще жив. Полуприкрытые дрожащими веками глаза его неподвижно уставились в потолок рубки. Рядом с отброшенной в сторону правой рукой дымилась папироса с примятым зубами мундштуком.
Иван Кузьмич стоял смятенный, не замечая, как в рубку быстро набились люди. Вошел и Корней Савельич с тяжелой санитарной сумкой. Молча раздвинул он рыбаков, обступивших лежащего на решетчатой опалубке капитана, и опустился возле него на колено.
Бассаргин приоткрыл глаза и неестественно тонким голосом протянул:
— Планше-ет… в среднем ящике-е…
На последнем слоге в голосе его прорвалась звучная нота и тут же оборвалась, перешла в хрип.
Корней Савельич поднял вялую и странно тяжелую руку капитана. Долго прощупывал он запястье — искал пульс, потом бережно опустил руку Бассаргина на пол. Взгляд ею остановился на боцмане.
— Займитесь капитаном, — сказал, поднимаясь с колена, Корней Савельич. Затем он обернулся к Анциферову: — Становитесь на вахту. Мы со старшим помощником будем в радиорубке.
Задолго до вызова порта старпом и помполит втиснулись в тесную радиорубку. Оба посмотрели на свободное “капитанское” кресло и остались стоять.
Корней Савельич не выдержал тяжелой тишины радиорубки.
— Как “Сивуч”? — спросил он у Зои.
— Берет по полтонны в подъем, — ответила не оборачиваясь радистка. — Рыба неровная: треска, пикша, немного ерша-камбалы.
— Все же берут по полтонны, — вздохнул Иван Кузьмич. — Где они ловят?
— В квадрате сорок два—шестнадцать.
— К берегу жмутся, — неодобрительно заметил Корней Савельевич. — Рискуют.
— Не от хорошей жизни рискуют, — нахмурился Иван Кузьмич. — Видно, тоже… покатались на “колесах”.
— Запрашивали, что делать с ершом-камбалой… — Зоя оборвала фразу и подняла руку, требуя тишины. — Капитана вызывают.
— Стучи. — Иван Кузьмич с неожиданной решимостью опустился в “капитанское” кресло. — Стучи так…
Докладывая о гибели капитана, Иван Кузьмич внутренне порадовался, что связь на море поддерживается ключом, а не голосом. Волнение его прорывалось в сбивчивых фразах, в раздражающих паузах. Несколько раз Корней Савельич осторожно приходил на помощь: то нужное слово подскажет, то напомнит пропущенное. И оттого что за плечами стоял человек, переживающий каждое слово нелегкого доклада, Ивану Кузьмичу стало легче. Постепенно он овладел собой. Мысль стала точнее. Нашлись и нужные слова…
— Продолжайте поиск рыбы, — ответил порт. — Нападение самолетов в вашем квадрате было случайным. Не приближайтесь к берегу. Там опасность значительно серьезнее.
— Напоминаю, — диктовал радистке Иван Кузьмич, — продовольствия осталось дней на десять, горючего на четырнадцать.
— И я напоминаю вам, — ответил порт. — “Таймыр” мы больше не вызываем. Вы поняли меня? “Таймыр” не вызываем. Вы ведете поиск за двоих.
Продолжать поиск!.. Очень не хотелось Ивану Кузьмичу принимать командование траулером со значительно подтаявшими запасами продовольствия, топлива, пресной воды, В трюмах — чердаки без единой рыбки. Оборудованием “Ялты” и комплектованием команды занимался Бассаргин. Была бы воля Ивана Кузьмича, собрал бы он на судно одних поморов. Пускай даже и немолодых. Народ этот привычный к полярным плаваниям, умелые рыбаки… Да что думать о несбыточном? Сейчас следовало сделать все возможное, чтобы не уронить доброй славы удачливого и смелого промысловика. Какая слава? Нужна рыба. Эти два слова вытеснили все остальное. В голове Ивана Кузьмича уже складывался свой план поиска косяков трески, изменения в составе вахт…
ПЛАНШЕТ ПОКОЙНОГО КАПИТАНА
Хоронили Бассаргина поздней ночью.
Проводить капитана вышли все свободные от вахты матросы и командиры. На палубе было тихо. Лишь на полубаке с каждым размахом качки слышался легкий удар судового колокола. Мягкий, протяжный звон походил на похоронный.
В напряженной тишине излишне громко прозвучал голос Ивана Кузьмича:
— Флаг приспустить!
Короткое прощальное слово Корнея Савельича. Салют из трех винтовок коротко разорвал тьму, осветил пляшущие в воздухе снежинки, мрачные лица моряков.
Бассаргин скользнул по доске. За бортом мягко всплеснула волна, принимая навечно тело моряка.
Возвращаясь в надстройку, Иван Кузьмич вспомнил последние слова Бассаргина. Планшет! Святая святых промыслового капитана. Сам Иван Кузьмич хранил свой планшет, как величайшую ценность. Даже оказавшись не у дел, он три года берег карты Баренцева моря, на которых много лет отмечал наиболее уловистые подъемы, направления заходов траулера, хорошие концентрации рыбы и опасные для траления места: скалистое дно, обильные скопления губки, подобно наждаку протирающей прочную пеньковую сеть.
С трудом преодолевая тяжелое чувство, вошел Иван Кузьмич в каюту покойного капитана. Каждая мелочь здесь напоминала о Бассаргине, напоминала настолько живо, что казалось, сейчас он откинет полог койки и спросит:
— Как там… на вахте?
Иван Кузьмич открыл письменный стол, достал чужой планшет. Бережно развернул хорошо знакомую карту и стал всматриваться в отметки. Сделаны они были разноцветными карандашами, аккуратно, в расчете на долгую службу, а потому и разобраться в них было нетрудно.
Склонившись над планшетом, Иван Кузьмич не мог избавиться от растущего удивления. Почему капитан в последние минуты своей жизни вспомнил о планшете?
“Ялта” вела поиск в квадратах, остававшихся на планшетах капитанов чистыми. В районе, где сейчас находился траулер, никогда и никто не промышлял. Десятки лет рыбаки ловили на хорошо изученных, богатых рыбой банках. В здешние места промысловые суда не заходили. Разве шторм загонит!
Чисты были пройденные квадраты и на планшете покойного Бассаргина. Изломанной линией выделялся на них путь, пройденный “Ялтой” за минувшие дни. На местах неудачных тралений были выведены нули. Это было совершенно непонятно. Капитаны отмечали на планшетах уловистые места, хорошие подъемы. Никто еще никогда не отмечал “колеса”. Эта особенность планшета надолго заняла внимание Ивана Кузьмича.
Изучая планшет, он отвлекся от квадрата, где находилась сейчас “Ялта”. Не сразу заметил Иван Кузьмич, что на карте, помимо отметок уловистых и опасных для трала мест, были четким пунктиром выведены границы холодных и теплых течений в различные месяцы. Последний красный пунктир был на полях помечен: “По данным ПИНРО от 20 октября 1941 года”.