Но таких мазаров на кладбище могло быть несколько. Могильная же плита с посвятительной надписью — если даже она и найдется — еще не доказательство. Мало ли что могло случиться за тысячу сто лет! Задача казалась неразрешимой, и все же ее удалось решить.
Помогло все то, что связано с памятью о поэте. Правда, многое было неясным, порой противоречивым, а главное, скудным. Как бы то ни было, но древняя литература навела Сад-риддина Айни на мысль о том, где надо искать могилу Рудаки. Древние источники указывали на слепоту Рудаки. Неясным оставалось только, родился ли он слепым, ослеп ли от старости или по какой другой причине.
Мало, очень мало! Но больше искать негде. Разве только в стихах самого поэта. Может быть, он что-нибудь говорит о себе? Может быть, какие-нибудь строчки прольют свет на подробности его жизни? Догадка подтвердилась.
Среди нескольких сотен стихотворных строк Михаил Михайлович нашел немало любопытного.
Человек, слепой от рождения, не мог бы так ощущать цвета и оттенки, так воспевать их, как Рудаки. Поэт писал о том, как блестит клинок на солнце, он понимал разницу в красном цвете яхонта и коралла, агата и красного жемчуга, и розовой воды. Красный цвет в его стихах представлен многообразным, в различных оттенках. Так писать мог только зрячий.
Рудаки не всегда был слепым. Но, значит, он потерял зрение потом — ведь о его слепоте пишут все. Не был ли он ослеплен? Подтверждение принесли тоже стихи. В поздних его строках уже нет такого красочного восприятия мира. Поэт словно обрел иное, внутреннее видение, и недаром это подмечали современники.
Но, быть может, он попросту стал хуже видеть на старости лет? Быть может, зрение потерялось само собой? Нет, поэт прямо жалуется на жестокое насилие, свершенное над ним. А кроме того, упоминает он и о том, что у него искрошились и выпали сразу все зубы.
Пожалуй, хватит! Надо искать скелет, естественно мужской, пожилого возраста, с черепом без зубов, причем они выпали все сразу. Череп этот должен был принадлежать ослепленному человеку. Вот с какими сведениями приехал Герасимов в селение Панджруд.
И первое, что бросилось ему в глаза, — это кладбище на склоне горы со старыми насыпями могил у стены сада. Где-то здесь, вероятно, был некогда мазар, если он, конечно, вообще существовал.
Сорок поколений из уст в уста передавали рассказ о могиле слепого поэта. Могилу за могилой обходил Герасимов на кладбище. И вот он оказался перед ровной площадкой, чудом уцелевшей: русло ручья отделяло ее от склона гор. Ее не повредили вешние воды, не разрушили камни, лишь мелкая галька попадала сюда с горного склона.
Чем больше смотрел на нее Герасимов, тем больше утверждался в верности своей догадки. Ведь площадка ровная, стороны ее строго расположены по странам света, рядом — ограда сада, как указывал Айни.
Герасимов вспоминает, что он очень волновался. Ошибиться было нельзя. Вот показался череп. Голова покоилась на правой щеке, как полагается у мусульман. Стоявший рядом старик сказал (Герасимову перевели его слова): “Не волнуйся, не надо, это Рудаки. Сейчас ты увидишь беззубый рот его”.
“И действительно, — вспоминает Герасимов, — несколько движений ножом и кистью, и я увидел сначала верхнюю, а затем и нижнюю челюсти, — и обе без единого зуба…”
Скелет несомненно мужской, преклонного возраста, со сломанными ребрами и позвонком. Они сломаны задолго до смерти — одним сильным ударом. Сильные кисти рук с подвижными тонкими пальцами, как у музыканта, а Рудаки ведь и был поэт-музыкант, народный певец. Изменено основание черепа и шейные позвонки.
Увидев вскоре на дороге слепого, Герасимов еще раз получил подтверждение, что он на верном пути. Слепота заставляла Рудаки сильно откидывать голову назад, и потому так изменились кости скелета.
Но и это не все. Кости глазниц также носили следы изменений. Они были вызваны тем, что поэт долго жил после ослепления. Скорее всего, его ослепили каленым железом, и произошло это не менее чем за пятнадцать лет до смерти.
Герасимов мог быть спокоен. Все сошлось. То, что писал о себе поэт, было правдой.
О многом уже поведали кости, извлеченные из древних могил. Они подтвердили рассказы об увечьях Ярослава Мудрого и Тимура, о зверском убийстве Андрея Боголюбского и Улуг-Бека.
И на этот раз молчаливые свидетели — кости — словно заговорили.
Михаил Михайлович приступил к реконструкции, решив воспроизвести бюст Рудаки. Для этого надо было восстановить мускулатуру шеи и торса.
Только тогда, когда картина стала ему ясной, он начал монтировать скелет, постоянно проверяя себя, чтобы не ошибиться в положении даже самой маленькой косточки.
Шаг за шагом, фотографируя каждый этап работы, двигался Герасимов к цели. Скелет обрастал мышцами. Постепенно вырисовывался облик хорошо сложенного человека с суховатой мускулатурой, не моложе семидесяти пяти — семидесяти восьми лет. Детали скелета подтверждали этот вывод.
Нос с небольшой изящной горбинкой, чуть опушенный вниз, с тонкими, круто вырезанными ноздрями.
А рот? А глаза? Нет ни одного зуба, а значит, ничего нельзя определенного сказать ни о толщине губ, ни об их рисунке, ни о ширине рта.
Здесь из затруднения выйти можно было лишь одним путем — попытавшись восстановить сами зубы.
Оставались глаза. Герасимов воспроизвел глаза ослепленного человека: верхнее веко запало, нижнее приподнято, глазное яблоко вздернуто вверх, брови нависли.
Прежние опыты позволили сравнительно легко восстановить ухо.
Шея морщиниста, потому что голова всегда была откинута назад.
В заключение — волосы и одежда. Никаких следов волос, никаких остатков одежды в могиле не нашлось. Присматриваясь к прическам и бородам стариков — местных жителей, советуясь с историками, считаясь с тем, что Рудаки в последние годы был беден и слеп и не мог, как прежде, следить за собой, Герасимов сделал длинную, не слишком широкую бороду и свисающие вниз усы, рубашку и халат, небольшую чалму.
И все, кто видел бюст Рудаки во время декады таджикской литературы и искусства в Москве, все его соотечественники говорили: “Да, таким именно мы и представляли себе Рудаки”.
Царь Иван Васильевич, по прозвищу Грозный, — одна из колоритнейших фигур русской истории. В памяти народной он остался как освободитель Руси от татарского ига, как непреклонный властитель, покончивший с раздробленностью русского государства, с распрями князей и утвердивший единовластие.
Деспотичный и крутой нравом, подверженный внезапным вспышкам гнева, он полностью оправдывал данное ему прозвище. Царь-сыноубийца, царь-тиран, вся жизнь которого, как свидетельствуют историки, “сплошная жестокость и мерзость”.
Царь — смиренный монах, неутомимый богомолец, отрешившийся от мирской суеты и даже похороненный в монашеском сане, в монашеской одежде.
Таков облик царя Грозного, предпоследнего из рода Калиты, который вел свое начало от легендарного Рюрика, облик, полный противоречий и тайн.
Да, тайн, потому что даже смерть его и та оставалась для историков загадкой. Может быть, Ивана Грозного задушили его же любимцы — Богдан Вельский и Борис Годунов? Ведь слухи об этом ходили в народе вскоре после кончины царя.
Может быть, он был отравлен? Говорили же, что Грозный долго болел, чуть ли не сгнил заживо, что его мучил какой-то страшный недуг.
Противоречивого немало и в описаниях внешности царя. Их сохранилось не так уж много.
Один воевода оставил колоритную запись: “Царь Иван образом нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп, возрастом велик бяше, сухо тело имея, плеща имея высоки, груди широки, мышцы толстыя”. Говоря по-современному: некрасивый (“образом нелепым”), очень высокий (“возрастом велик бяше”), сухопарый (“сухо тело имея”), плечистый, широкогрудый, мускулистый, сероглазый.
Но вот с носом неувязка. Понять слово “покляп” можно двояко — нос с горбинкой или нос искривленный.