Его закружили, задергали. Айтс в маске совал ему в лицо продолговатый прозрачный предмет с чем-то красным внутри.
Он оттолкнул его. Не кровь ли?..
Двое — в масках, а второй с нелепой покосившейся короной на голове — подхватили Алексея за руки и повлекли к кричащей толпе.
Черт его знает, что такое! Фестиваль у них или этот, как его… карнавал?
Он бежал вместе с толпой. Пустынная улица сменилась оживленным, ярко освещенным проспектом. Огни перебегали по высоким зданиям: красные, синие, желтые… Прорезая черное небо, плясали и перекрещивались лучи прожекторов. А некоторые аппараты были установлены так, чтоб светить прямо вдоль улицы. (Алексей вспомнил, как смотрел на эти прожекторы из-за стены в пустыне).
Вообще, света было так много, что нигде не оставалось теней и все казалось вылизанным беспощадными лучами, вычищенным и мертвым. Порой, завывая, быстро проезжали какие-то автомобили-монстры без окон, только со щелями. Проехал один, особенно большой, напоминающий бронтозавра, на шести или даже на десяти колесах, — Алексей не успел рассмотреть. Толпы “верхних” бежали с разных сторон, сшибались, перемешивались.
Шум, изобилие света ошеломляли. Уж очень это контрастировало с тишиной Углубления, где спали сейчас, прижавшись один к другому, маленькие жители.
Самка-айтс вдруг бросилась к Алексею, заглянула в глаза, требовательно крикнула:
— Право?
Ее затолкали, оттеснили. Но, и удаляясь, она продолжала кричать:
— Право! Право!
Значит, что-то было с его глазами. Нечто такое, что могло выдать. Алексей сказал себе, что не надо встречаться взглядом с айтсами.
Странно, что на улицах не было никаких надписей. Светящиеся, перебегающие красные и синие полоски и дуги складывались только в различные геометрические фигуры и какие-то абстрактные комбинации.
Иногда здесь попадались и жители. В одном месте Алексей увидел их, совсем маленьких по сравнению с гигантами айтсами, робко жмущихся к стене. Двое из толпы, захватившей космонавта, подскочили к ним, запрыгали вокруг, издевательски гогоча.
Еще одна группа жителей — мужчина, ребенок и женщина — стояла, озираясь, у перекрестка, и Алексей невольно сделался свидетелем мгновенно свершившейся трагедии. Завывая, подкатила повозка — видимо, одна из тех, о которых говорили в подземелье, — скрыла от космонавта маленьких людей и через секунду уехала, оставив на мостовой одного только мужчину, в ужасе схватившегося за голову.
Все это мелькнуло подобно короткому кадру фильма.
Толпа, влекущая Алексея, повернула с проспекта, с криками протопала недлинной улочкой и вдруг рассыпалась, оставив космонавта вдвоем с молодым айтсом, на голове которого была корона. В уме Алексей почему-то назвал его для себя Студентом.
Вокруг сразу стало тихо. Впереди возвышалась ограда. Верхушки каких-то растений слабо чернели за ней на фоне неба.
Студент, тяжело дыша, кивнул в сторону ограды и приятельски обнял космонавта за плечи.
У этого айтса было почти человеческое лицо. Почти, но не человеческое. Безобразила безнадежная, бесконечная пустота в глазах.
Про себя Алексей уже давно считал жителей — Тнавреса, Толфорзу, Суезупа и других — просто людьми. Такими же, как и люди Земли. Но этого он не мог бы причислить к роду человеческому. Хотя, в общем-то, в гиганте было даже что-то симпатичное… Например, та нерассуждающая беспечность, с которой он взял и повел космонавта.
Они приблизились к ограде. Айтс протянул руку, дотронулся до маленькой дырочки в стене. Открылась дверца.
Темный зверь ростом с крупную собаку бросился было на Алексея, но Студент криком отогнал его.
— Идем.
Это был не то парк, не то сад. Сильно освещенный, но как-то понизу. Травы и кустов не было. Одни деревья.
Там и здесь ходили и сидели на земле айтсы.
Студент с космонавтом направились к дому. Навстречу медленно брел особенно крупный пожилой айтс, почему-то показавшийся Алексею чем-то похожим на генерала, виденного им на Земле, в Москве, на трибуне для иностранных военных миссий во время парада 7 Ноября. Но, конечно, и этот айтс был гигантом.
Студент остановился.
— Вот.
Крупный айтс осмотрел Алексея. Тело его затряслось, послышались прерывистые звуки.
Снова смех! Ну что же, лучше так. чем подозрения. У Алексея было такое чувство, будто его покрывает некая пелена, не позволяющая “верхним” попять, кто он такой на самом деле.
Вошли в дом. В большом зале айтсы стояли и сидели на полу. Один лежал на ковре, не то мертвый, не то уснувший. Кое-где была расставлена пища. Бродили маленькие четырехногие животные.
Женщина, тоже с нелепой короной на волосах, взглянула на Алексея, вяло удивилась и вяло улыбнулась. Потом сказала, показывая кивком на лежавшего айтса:
— Он может спать только среди нас. И когда нас много.
И уплыла величаво, как хозяйка дома, принявшая гостя и выполнившая свой долг.
Студент тоже ушел.
Алексей осмотрелся. Зал был низким. Наиболее рослые айтсы едва не упирались макушкой в потолок. Не было никаких украшений.
Он вспомнил, как Толфорза говорила, что “верхние” не имеют искусства.
Рядом с ним спорили. Он прислушался. И опять он понимал язык айтсов.
Айтс с широким жабьим ртом, разделяющим лицо едва ли не от уха до уха, говорил:
— Нет, остранение, и ничего больше! — Он огляделся со злобой. — Как только мы перестанем понимать разницу между айтсом и жителем, мы погибнем. Каждого, кто попытается помешать…
Его раздраженно прервал другой “верхний”, с длинной, почти остроконечной кверху и книзу физиономией:
— Если я ударяю жителя по голове, я лишь повреждаю себе руку. А если ударят меня, я буду убит.
Это прозвучало, как возражение.
Айтс-Генерал, вернувшийся из сада, сказал:
— Конечно. У нас же слабые черепа. Во всяком случае, слабее, чем у них.
Ах, вот что! Алексей закусил губу. У них слабые черепа. Может быть, поэтому они и ходят закованные в металл? Может быть, поэтому они и боятся и угнетают жителей?.. На миг Алексею представилось отвратительное зрелище: какое-то рыхлое, студнеобразное существо, которое разливает самое себя в им же изготовленные твердые формы. Но все это было ерундой. Здесь в зале ни на ком не было металла. Да и вообще айтсы были отлично сложены и достаточно крепки. Об этом свидетельствовали весьма увесистые затрещины, которыми они, веселясь, обменивались в толпе на улице. И те, что прохлаждались вокруг него, одетые в легкие бумажные одежды, никак не производили впечатления рыхлых и слабых. Наоборот, по земным критериям он назвал бы их атлетами. Одна девушка, например, прямая как стрела, мелькавшая то в одном, то в другом конце зала, энергией своих движений могла бы, возможно, поспорить с олимпийской чемпионкой на Земле.
Да и, кроме всего прочего, техника, которой владели “верхние”, с лихвой возмещала их относительную слабость, если такая и была.
Между тем спор возле него разгорался.
Кипели страсти.
Опять взял слово айтс-Жаба:
— А я говорю, ни шагу от остранения. Довольно играть, — это вопрос жизни и смерти!
Его перебили сразу несколько айтсов. Каждый спешил высказаться, никто не слушал других:
— Убивать!..
— Сократить Подгород!..
Слабенько прозвонил звоночек, чуть скрипнула широкая внутренняя дверь, и в чал с большим блюдом в руках вошел житель.
Все айтсы умолкли.
В настороженной тишине житель поставил блюдо на подставку. Лицо у него было маленькое, жалкое, а фигура мешковатая и странно, противоестественно гнущаяся при каждом шаге. Как если б у него не было позвоночника.
Алексей вспомнил об операциях, которым подвергались жители, переходящие на сторону “верхних”. Вот так, значит, и выглядят оперированные.