Отчет комиссара Гарда произвел на министра жуткое — стало быть, прекрасное — впечатление. Дочитав до того места, где профессор Грейчер превращается в инспектора Таратуру, а Таратура — в профессора Грейчера, Воннел опустился под стол и просидел там, пока по его вызову не явился первый заместитель Оскар Пун. Тогда, выбравшись из-под стола, Воннел произнес трагическим голосом:
— Вы читали?!
Оскар Пун читал все на час раньше министра. Он кивнул и сказал:
— Я рад, господин министр, что отчет вам понравился.
— Но каков комиссар Гард! — восхищенно воскликнул министр. — Он никогда не славился выдумкой, а тут — на тебе, наворотил такую прелесть, что просто мурашки бегут по телу! Как вы думаете, Пун, не стоит ли доложить это дело президенту?
— Полагаю, господин министр, — ответил Пун, более реалистически смотрящий на вещи, — что сначала следовало бы выслушать комиссара Гарда.
— Он здесь?
— И не один, а с профессором Грейчером, который одновременно есть Таратура.
— Давайте их по одному, — приказал Воннел.
Через минуту Гард входил в кабинет министра.
— Поздравляю вас, комиссар! — вместо приветствия сказал Воннел, выходя из-за стола и протягивая комиссару руку, что означало награждение Гарда премией в размере месячного жалованья. — Вы написали превосходный отчет!
— Дело чрезвычайно серьезное, господин министр, и требует принятия немедленных мер, — сказал Гард.
Воннел молча вернулся на место и поморщился, что означало: с премией пока следует повременить.
— Об этом мы еще поговорим, комиссар, — сказал министр. — И все же сюжет превосходен! До парноубийства не додумался пока ни один комиссар полиции! Гард! Вы — первый! Даже Альфред Дав-Купер…
— Я ничего не выдумал, господин министр, — перебил его Гард. — К сожалению, все то, что написано в отчете, произошло в действительности.
— Разумеется! — воскликнул Воннел. — Такое не придумаешь! Мы обменялись с моим заместителем мнениями и решили доложить дело президенту. Не так ли, господин Пун?
— Вы, как всегда, правы, господин министр, — ответил заместитель, улыбаясь своей многозначительной улыбкой, которую репортеры уже давно окрестили «пуновской», а карикатуристы «Модиссон кропса» бичевали ею угодничество, подхалимаж и ложные патриотические порывы.
— Где сейчас преступники? — возвращаясь к делу, спросил министр.
— Эрнест Фойт — в тюрьме, профессор Грейчер — на свободе.
— Его приметы известны?
— И да и нет, — ответил Гард. — Дело запутанное. Сначала Грейчер украл внешность инспектора Таратуры, приметы которого нам хорошо известны. Но когда мы организовали погоню, он совершил ряд превращений, последовательно меняя внешность. На данный момент мне известны шесть человек, телами которых он воспользовался. Нужны энергичные меры для того, чтобы предупредить…
— Не понял, комиссар, — откровенно признался министр, прервав Гарда. — Вы это серьезно?
— Не волнуйтесь, комиссар Гард, — вмешался Пун, — и говорите яснее.
— Я не волнуюсь. Если у вас есть время, могу рассказать подробней. Все материалы… — Он запнулся на секунду. — Все материалы, господа, я захватил с собой.