Следователь. Какие задания выполняли?
Тугов. До прибытия в дивизию никаких. Я должен был хорошо учиться, быть дисциплинированным, отличаться среди других.
Следователь. Где получили радиостанцию?
Тугов. Держал ее в руках только раз, когда летал бомбить понтонный мост, и то не знал точно, а догадывался, что это рация.
Следователь. Объясните.
Тугов. Кто мною командовал здесь, не знаю, но мне еще в Саратове Хижняк сказал, что я попаду именно в дивизию генерала Смирнова, и описал запасной почтовый ящик в дупле дерева у реки. Прочитав одну из записок, я пошел и нашел в дупле коробочку. Она умещалась в штурманской сумке. В определенное время, а именно перед подлетом к цели, я нажал на коробке кнопку.
Следователь. Кто подписывал записки? Сохранилась ли хоть одна из них?
Тугов. Все уничтожил. Подписывал Тринадцатый.
Следователь. Какие он давал задания?
Тугов. Сначала приказал познакомиться с радисткой СМЕРШа и сойтись с ней. От нее предполагалось черпать некоторые сведения… По его указанию и схеме я подал рационализаторское предложение о монтаже направляющих PC с выходом снарядов в заднюю полусферу… О радиостанции говорил. Он почему-то категорически возражал, чтобы я соглашался на предложение капитана Неводова работать в его отделе. Когда я вернулся из госпиталя, то получил записку, подписанную уже не Тринадцатым, а Хижняком, в ней был завернут осколок шприца. Выполняя приказ, я «нашел» осколок около общежития… Вечером вынул из дупла пузырек с кислотой и капнул в карман куртки лейтенанта Шейкина… В дупле был и пистолет «вальтер»… Мы пили водку. Когда Шейкин захмелел и заснул, я отпечатал его пальцы на рукоятке… Я еще не знал, зачем все это. Только когда Шейкина арестовали…
Следователь. Тогда вы догадались, так, что ли?
Тугов. Я получил новый и последний приказ… Хижняк писал, что Шейкин и есть Тринадцатый. Что он скомпрометировал себя на незапланированной диверсии с парашютами, что он знает нас лично и может выдать.
Следователь. Отличались ли записки Тринадцатого от записок Хижняка?
Тугов. И те и другие писались печатными буквами, но почерк все равно отличался. А потом, у Хижняка свой личный условный знак.
Следователь. У вас не дрожала рука, когда вы целили в Шейкина?
Тугов. Он был один из тех, кто погубил меня и мог потопить окончательно!
Следователь. Вы верите, что Шейкин действительно Тринадцатый?… Молчите?… Тогда скажите, почему вы голосом решили предупредить немцев? Вы знали, что в ваш самолет стрелять не будут?
Тугов. При внезапной заварухе и мой могли клюнуть. Я хотел жить.
Следователь. И все-таки вас чуть не сбили.
Тугов. В такой передряге трудно уцелеть и с белой полосой… Я устал, гражданин следователь.
Следователь. Итак, Тринадцатый лично с вами ни разу не говорил?
Тугов. Нет.
Прочитав показания Тугова, полковник Кронов довольно потер руки:
— С этими все! Хижняк — особая статья, им займутся другие. Он передал и последнюю цифрограмму.
Кронов послал в Центр доклад об окончании операции, с примечаниями о «некоем Хижняке» — резиденте, не имеющем постоянной базы во фронтовой полосе. Вслед за его рапортом капитан Неводов выслал фельдсвязью письмо. Вот выдержки из него:
«…Тщательно законспирированный и успешно работающий агент не пойдет на малоэффективную диверсию, каковой является диверсия с парашютами. Настораживает, что она искусственно подчеркнута одновременностью покушения на Шейкина и передачей последней радиограммы. Цифры передавались с большими интервалами, трижды. По-видимому, нужно было, чтобы мы запеленговали передачу, поняли смысл текста и поверили, будто агент остался один. Быстро и очень легко выявился и «последний» агент — Тугов.
…Из всего вышеизложенного делаю вывод: диверсионный акт и все происшедшее после него есть не что иное, как попытка увести следствие в сторону, отвлечь нас от поиска основного агента-резидента, которым не является притянутый к делу Хижняк. Для выявления настоящего резидента предлагаю следующий план…
Прошу договориться с командованием Воздушной армии о проведении предложенной лжеоперации…»
Из Центра пришел ответ:
«Неводову — лично.
Дело остается открытым. Обратите особое внимание на вторую и третью радиограммы агента. Посылаем ориентировку показаниями агента по кличке «Корень».
Командование ВА дало согласие. Для завершения дела выслана вам опергруппа с полковником Стариковым во главе. После окончания операции работников группы не задерживать».
13. Операция по уничтожению полевой ставки
Полковника Кронова отозвали в Москву, а капитану Неводову предложили временно исполнять его обязанности. Поговаривали, что вознаграждение пришло за умело выполненную операцию по выявлению целой группы агентов противника. Перед отъездом в штаб армии у Неводова с генералом Смирновым в присутствии помощников комдива состоялся разговор:
— Довольны назначением, капитан?
— За поздравительную оду Елизавете Михаилу Ломоносову выплатили награду — две тысячи рублей полушками и деньгами. Весила награда три тысячи двести килограммов. Тяжелая, правда? — шутливо ответил Неводов, и все заулыбались.
— Вы правы, капитан, но тяжелая полоса позади.
— За всю войну получил из Центра первую благодарность. Дышится как-то легче!
— Не только вам! Я-то основательно перетрусил. Когда, думаю, опять сорвется дамоклов меч? Теперь снова сплю с храпом. А то адъютант слушок пустил: «Хозяин заболел!» — «Почему ты думаешь?» — спрашивают. «Храпеть перестал старик!» За «старика» я его еще вздую!
Приехав в штаб Воздушной армии, Неводов встретился с полковником Стариковым. Высокий, худой, узкоплечий, полковник поджидал его на аэродроме за рулем «виллиса». Неводов был предупрежден, подошел к машине, сел в кабину.
— Здравствуйте, товарищ полковник. Я Неводов.
— Здравствуйте, майор!.. Согласно приказу, вы майор уже третий день. Рад поздравить! Прокатимся куда-нибудь на речку, в лесок?
— С удовольствием!
Полковник Стариков вел машину аккуратно, не вынимая из уголка тонких губ потухшую папиросу с длинным мундштуком. Его белое лицо неподвижно, светлые глаза прищурены и затенены надвинутым козырьком фуражки. Он выбрал поляну на обрывистом берегу степной реки, вылез из машины, с удовольствием разминал ходьбой длинные ноги, затянутые в шевро высоких сапог.
— Присядем?… Рассказывайте, майор, о вашем плане. Говорите все, что считаете нужным, я пойму.
— Обстановка такова… Показания Тугова подтверждают, что он и Шейкин — жертвы инсценировки с целью отвести наш главный удар. Кто настоящий резидент? Мои соображения вы знаете. Вот основные улики: о плане бомбардировки переправы знал ограниченный круг лиц, и ОН был среди них. На борту самолета «СИ-47» был тоже ОН. Вы помните текст третьей радиограммы? «23 в 8.00 пришлите спарринг-партнеров на аэродром». В этот день и в этот час через наш аэродром должен был проследовать «ЛИ-2» с очень высокими представителями Ставки. Об этом знали только командующий, генерал Смирнов, я и ОН как обеспечивающие безопасность перелета. Слава богу, кто-то изменил маршрут «ЛИ-2», но в тот день и в то время над нашим аэродромом появились две пары «мессершмиттов». Теперь еще…
— Минутку, майор. Вы правы, это ОН. Я ведь временный представитель Центра, а в самом деле начальник Саратовского управления. Дело агента Слюняева, с которым вы частично знакомы, вели мои работники. Разными путями мы подошли к одному лицу. ОН сын Слюняева, сменивший неблагозвучную фамилию отца на другую — Кторов. Кторовым ОН уехал в отпуск из училища, в одной из глухих деревушек женился и взял фамилию жены. В боевую часть приехал уже под новой фамилией. Мы распутали весь клубок, и конец привел к вам. Слюняев признался, что ОН не его сын, а человек, пришедший «с той стороны»… Кажется, все, нужно ЕГО брать и делать очную ставку с «отцом». Но… Слюняев умер до того, как мы узнали последнюю фамилию его «сына». В нашем распоряжении нет фактов, уличающих ЕГО в преступной деятельности, у вас же, майор, доказательства только косвенные. Поэтому Центр согласился принять ваш очень рискованный план. Повторите мне его в общем.