На Гырюлькая жалко было смотреть. Старик сник, сгорбился, робко и виновато поглядывал на Тальвавтына. Тынетэгин сидел с каменным лицом, и лишь посеревшие скулы выдавали его волнение.
Я задумался. История с Геутваль могла поссорить нас с Тальвавтыном и, может быть, сорвать все предприятие с закупкой оленей. Но оставить девушку без защиты, на произвол судьбы мы не могли. Как спасти ее, не нарушая дипломатических отношений с властным стариком?
Тальвавтына поразило, видно, обилие яств на столе Гырюлькая. Но он невозмутимо пробовал печенье, сгущенное молоко, консервированный компот, джем, шоколад, конфеты…
Костя раскупорил флягу с неприкосновенным запасом и разлил всем понемногу спирта. Угощение получилось на славу.
И вдруг Тальвавтын спросил по-чукотски, жестко и зло:
— Почему девку не пускали? Он, — кивнул Тальвавтын на Гырюлькая, — много мне должен…
В пологе стало тихо. Геутваль побледнела. Эйгели перестала разливать чай — у нее дрожали руки. Ранавнаут замерла. Тынетэгин весь напрягся. В пологе было душно, как перед грозой.
И вдруг меня осенило:
— Скажи, Тальвавтын, много ли Гырюлькай тебе должен?
— До смерти не отдаст, — холодно усмехнулся Тальвавтын.
— Нужны ли тебе хорошие товары?
Тальвавтын внимательно и остро посмотрел мне прямо в глаза. В его взгляде светилось любопытство.
— Оставь Гырюлькаю девку, бери любой выкуп, сам выбирай товары…
Долго молчал Тальвавтын, покуривая длинную трубку. Лицо его было непроницаемо. Молчал и Костя, изумленный неожиданным поворотом дела.
— Все равно купец… — одобрительно сказал наконец Тальвавтын, — девку покупаешь. — Он переборол злость. — Ладно, пойдем торговать…
Напряжение разрядилось. Эйгели шумно вздохнула и принялась поспешно разливать чай. Гырюлькай словно проснулся от глубокого сна. Лицо Тальвавтына разгладилось, мелкие капельки пота выступили на скулах. Геутваль заерзала на своем месте…
Все вышли из яранги и направились к нартам. Костя распаковывал тюки и показывал товары, как заправский приказчик. Тальвавтын неторопливо выбирал. Представление о ценности товаров у него было своеобразное. Он отложил два мешка муки, медный чайник, ящик с плиточным чаем, мешок с пампушками черкасского табака и болванку свинца. Таков был выкуп, назначенный Тальвавтыном за девушку.
— Дьявольщина! — ворчал Костя, увязывая нарты. — Приехали покупать оленей, а покупаем людей. Ну и влетит нам, Вадим.
— Не влетит… — тихо ответил я. — Просто отдали долг Гырюлькая…
И все-таки меня грызла тревога: правильно ли поступил? Выкуп Геутваль не лез ни в какие ворота. Но что могли мы поделать? Тут, в сердце Анадырских гор, властвовали законы старой тундры. И пока мы не в состоянии были их изменить.
Гырюлькай и Тынетэгин сложили трофеи Тальвавтына на пустые нарты и крепко увязали чаутами, оставленными впопыхах ночными пришельцами.
Дипломатическая беседа продолжалась. Все вернулись в полог и устроились вокруг столика. Геутваль от избытка чувств, не стесняясь Тальвавтына, положила свою черноволосую голову ко мне на колени. Невольно я погладил ее спутанные волосы. И вдруг девушка взяла мою ладонь и доверчиво прижалась щекой, окончательно смутив меня.
— Раз купил — терпи, — усмехнулся Костя, заметив мое смущение.
Тальвавтын спокойно пил чай, не обращая ни на что внимания. Глубокие морщины бороздили скуластое, смуглое, как у индейца, лицо. Я искал повод заговорить и не решался начать важный разговор.
Тальвавтын опередил меня.
— Зачем приехал в Пустолежащую землю? — нахмурившись, спросил он.
— Приехали к тебе в гости — оленей торговать.
Тальвавтын не выразил удивления. Видно, о цели нашей поездки хитрец давно уже знал. Недаром встретил нас в поселке на берегу Чаунской губы, в преддверии Пустолежащей земли. Видно, на разведку приезжал.
— Зачем тебе олени? — насмешливо прищурился он.
— Табуны держать будем далеко в тайге, где люди золото копают, дороги, дома строят. Много людей кормить нужно.
— Как будешь чукотских оленей в тайге держать? Дикие они… обратно уйдут…
— Хорошие у нас пастухи. Изгороди на темные ночи строим. Большие совхозы там есть. Оленей, что у тебя купим, погоним на Омолон.
Тальвавтын задумался. Глаза его стали холодными и жестокими.