— Ты обещала рассказать о Бете Персея, — напомнил Борца.
— Координационный совет недаром направил нас к этой звезде, — продолжала Зарика. — Она давно волновала землян. Тем, что отличалась от соседок. Те сияли ровно, а эта то меркла, то вспыхивала снова. Монтанари открыл, что Бета Персея периодически меняет свой блеск, еще в 1672 году. В ту пору всё делали не спеша. Больше сотни лет прошло, прежде чем астроном Гудрайк — это произошло в 1782 году — исследовал таинственную звезду Алголь. Оказалось, что Бета Персея — двойная звезда. Люди к тому времени знали, конечно, двойные звезды, но Бета Персея была двойной звездой особого рода: обе ее половины были настолько тесно прижаты друг к другу, что различить их в телескоп было невозможно. На помощь пришла математика, кропотливые расчеты. Получилось, что обе звезды очень быстро вращаются вокруг общего центра тяжести: полный период обращения двух звезд составляет — в земных единицах — двое суток двадцать часов сорок восемь минут пятьдесят пять секунд!..
— Вот это память! — поразился Борца.
— Не удивляйся. Мы, альбертиане, много лет жили этой звездой, — сказала Зарика. — Я знаю ее биографию лучше, чем собственную.
— А что в ней такого?
— Видишь ли, людям известно несколько сотен затменно-двойных звезд, но Бета Персея на особом счету. Астрофизики Земли считали, что экспедиция «Альберта» должна помочь разгадке магнетизма. Кое-какие данные мы, конечно, привезли. Ну, а расшифровать их — это уж дело ученых Земли. Мы, альбертиане, свое сделали, — заключила Зарика.
По палатам они расходились неохотно. Так много нужно было рассказать друг другу! Но режим есть режим.
— Если бы ты знал, какое это царственное зрелище — двойная звезда Алголь с близкого расстояния! — сказала однажды Зарика, и глаза ее заблестели. — В человеческом языке нет слов, чтобы передать ее красоту. Даже снимки, даже фильмы — не то. Разве что стихи… Но писать их я не умею. Потом, попозже, когда «Альберт» лег на стационарную орбиту, превратившись в заурядный спутник Беты Персея, это чувство притупилось. Все занялись обычным делом — измерениями, исследованиями магнитного поля звезды, все увязли в цифрах да графиках. Собственно, это было главное, чем мы занимались в космосе. Но поначалу… О, поначалу, когда мы только шли на сближение с Алголем… — Зарика задумалась. — Представь себе два океана, которые вращаются друг относительно друга. Вращаются — и никак не сольются. Один океан голубой, с красными прожилками, время от времени из него выскакивают золотистые протуберанцы. Другой океан — темно-вншпевый, волны его медлительны, словно засыпающая лава. В этом огненном океане высилась кирпично-красная гора, поразительно похожая на фигуру человека. Не знаю, то ли тени виноваты, то ли движение «Альберта», с борта которого я вела наблюдение, но мне казалось, что фигура не является неподвижно». Она вроде бы то слегка наклонялась, то снова выпрямлялась. Мне чудилось — только ты не смейся, пожалуйста! — что это какой-то ученый ставит на звезде чудовищные по масштабу опыты. Представляешь? Вокруг него в кипящей лаве нарождаются новые химические элементы, синтезируются атомные ядра, бушуют вихри огня, а он стоит по колено в огне и невозмутимо руководит опытами… Ну вот, я так и знала, что ты будешь смеяться!.. Нет, умом-то я понимала, что все это страшная чепуха. Как бы тебе объяснить… Просто я играла сама с собой в такую игру. Я была тогда совсем девчонка. Что ты бормочешь, Борца?
— Ничего.
— Я же вижу, ты шевелишь губами.
— Тебе показалось, Зарика, — сказал Борца.
А назавтра, когда они встретились после утреннего обхода врача, Борца, немного смущаясь, сунул Зарике сложенный вчетверо пластиковый листок.
— Что это? — спросила Зарика.
— Так… не спалось вчера… После твоих рассказов о Бете Персея, — сказал Борца.
— Ну и что?
— Попытался я, понимаешь, представить себе этого самого физика там, на звезде…
— Какого физика? — все еще не понимала Зарика.
— Да этого твоего ученого. Который там, по колено в огне, руководит опытами.
— Человек-гора, понятно, — кивнула Зарика.
— Только ты прочитай, когда останешься одна, ладно? — попросил Борца.
Когда Борцу пригласили на очередную процедуру, Зарика развернула листок и прочла стихи Борцы. Стихи наивные, но в чем-то милые — быть может, благодаря своей непосредственности. В них говорилось о звезде, которая светит оттого, что в глубинах ее пылает лава идей, теснятся вихри огня, будто беспокойные мысли. Похоже, что какой-то космический Фарадей ставит здесь свои эксперименты, на чем свет стоит ругая неловких помощников. Опыты не получаются, но физик упорен — он ставит их и в десятый, и в сотый, и в тысячный раз. И вот он, успех! На исполинской ладони изобретателя горит груда алмазов. Но что это? Физик-гигант внезапно швыряет драгоценные каменья под ноги, в огненную лаву. Он жертвует новорожденными алмазами для того, чтобы звезда разгорелась еще ярче…
Зарика иногда расспрашивала Борцу о Федоре Икарове, о легендарном капитане Икарове, которого счастливец Борца — подумать только! — видел собственными глазами, мог общаться с ним: он поступил на первый курс, когда Икаров заканчивал Звездную академию.
— Какой он был? — спрашивала Зарика.
— Ну, какой, какой! Обыкновенный парень, — отвечал Борца. — Даже сутулился немного. В плечах широкий.
— Сильный?..
— Чемпион по дзю-до.
— Солнечной системы?
— Нет, академии. Это тоже не так мало. Ребята у нас были — дай бог, — произнес Борца и умолк, погрузившись в воспоминания.
— Но чем-то же отличался Икаров от остальных? — не отставала Зарика.
— Отличался, — соглашался Борца. — Он лучше всех учлетов перегрузки переносил. Эх, разлетелись наши кто куда: по звездам, как по гнездам, — заключил он ходким присловьем.
Зарике это присловье было незнакомо. Девушка сообразила, что оно родилось, по-видимому, уже после старта «Альберта».
— Как же ты не познакомился с Икаровым, — упрекнула она Борцу, — ходил рядом, дышал с ним одним воздухом…
— А кто мог знать, что Икаров — это Икаров? — резонно возразил Борца. — Он был такой, как все. Зачеты сдавал. Случалось, проказничал. Один раз даже экзамен провалил.
— Ну да! — не поверила Зарика.
— Честное слово. Собственно, это был не экзамен, а учебный поиск. По Луне…
— Расскажи, — попросила Зарика.
— Помню, как все мы в академии были поражены, когда услышали, что Федор Икаров не получил зачет. Скорей, казалось, небо обрушится на землю, чем Федор какую-нибудь дисциплину не сдаст. Он ведь во всем слыл примером. Особенно для нас, младшекурсников. Ну, а потом выяснилось, что Федор просто созорничал… — Борца снова умолк.
— Из тебя каждое слово клещами приходится тащить! — пожаловалась Зарика. — Как же дело-то было?
— Здесь замешана женщина, — загробным голосом произнес Борца.
— Ой, как интересно!
— Понимаешь, на одном курсе с Федором училась одна девушка. Ее звали Май… Май Порт.
— Разве в Звездную академию принимают девушек? — удивилась Зарика.
— Май была единственной… Она очень любила звезды. И Федора Икарова. А он ее — нет. Он любил другую… Старая, как мир, история. В общем-то, Май скрывала свою любовь, хотя все о ней догадывались. Федор и Май частенько подтрунивали друг над другом… Ну вот. Как-то предстояло старшекурсникам сдавать довольно каверзный предмет…
— Какой? — спросила Зарика, с жадностью слушавшая рассказ Борцы.
— Инопланетную аэрофотосъемку. Ее сдавали так. Все учлеты курса разбивались на пары. Один из слушателей должен был в ракете-одиночке исследовать местность какой-нибудь из планет.
— Солнечной системы?
— Конечно. Тогда не то что Марс или Венера — даже старушка Луна была недостаточно изучена. Курсанту могла достаться даже и не планета, а какой-нибудь искусственный спутник, вращавшийся вокруг Земли. Пока один учлет производил съемку местности, другой, его дублер, находился в это время на Земле, следил за его действиями. Имитация космического полета, понимаешь?