— Хуан Пуэбло. — Толстяк поймал нож на лету за рукоятку, прикинул его вес на руке, взял за конец лезвия, прицелился и, прикрыв глаза левой рукой, снова метнул. И этот нож пришелся точно в то место, куда был послан.
Тогда Барболин и Рамон протянули Хуану сразу два ножа. Тот встал спиной к дереву и пустил ножи через плечо — оба вонзились в ствол. Это трудное упражнение вызвало восторг у друзей Лопеса.
— Куда ж ты путь держишь, Хуан? — спросил его Роке.
— Не знаю… Раньше, куда пес бежал, туда и я шел. Я метал ножи, а он с сомбреро в зубах собирал медяки. Временами трудновато было, но всегда весело. А теперь… теперь не знаю.
— Послушай, пойдем-ка с нами. — Пеший конному не товарищ.
— Как знаешь. Только, говорю тебе, с нами не потеряешь, только обретешь. Не захочешь, в любое время уйдешь, а подходящая лошадь у нас для тебя найдется. — С этими словами Роке вышел на дорогу, посмотрел в обе стороны, что-то увидел и, возвратившись, предложил: — Давай, Хуан, быстрее хорони своего друга. Сдается мне, что сейчас мы сумеем отомстить за него.
Хуан Пуэбло еще утрамбовывал землю на могиле кудлатого, когда раздалось фырканье лошади. Лопес подал знак, друзья его скрылись, а он с Хуаном вышел на дорогу.
Какой-то всадник гнал перед собой четырех груженных тяжелой поклажей мулов.
— Далеко ли путь держите, дон Антолин?
— Ты бы хоть поздоровался, — зло заметил старик. — Откуда меня знаешь?
— Кто вас здесь не знает? — Лопес не спеша вынул револьвер и, направив его в сторону дона Антолина, произнес: — Узнаёте?
Дон Антолин поглядел на револьвер.
— Узнаю. Таких у меня за все время было только два. Одни вот… — Но Лопес повелительным жестом приказал старику снять руку с кобуры. — Другой был продан месяц назад мистеру… как его? С рудника «Сан-Висенте». Однако каким образом это дорогое оружие оказалось у вас?
— Точно таким же, как и ваше. — Лопес подошел вплотную к лошади дона Антолина, наведя вороненое дуло прямо на грудь оружейника.
— Молодой человек, с этим не шутят!
— Я знаю, что вы продаете оружие не для шуток. И я не шучу. Вполне серьезно. Да и бедные мулы устали под тяжелой пошей. Руки!
Дон Антолин покорно бросил поводья и поднял над головой руки. Лопес обезоружил его и сказал:
— А кошелек отдайте сами моему спутнику. Час назад один такой же, как вы, «добрый» человек застрелил у него на глазах любимого пса, единственного друга. Вот вам и надлежит держать ответ за вашего собрата.
— Что это значит? Как вас зовут?
— Пока это не имеет значения, но скоро вы узнаете мое имя. Ну, побыстрее кошелек…
Хуан поймал объемистое портмоне, туго набитое ассигнациями, а Лопес сильно ударил по крупу коня, на котором сидел дон Антолин, свистнул, и через минуту того уже не было видно в клубах дорожной пыли.
— Зачем мне эти деньги? Я никогда не брал чужого. — Хуан протянул портмоне Лопесу.
— Настоящего друга деньги не заменят, но па первое время… Однако, если не жалеешь, раздай тем, кого встретишь победнее. Поедешь с нами, Хуан, а завтра решишь, с кем тебе быть и что делать дальше, — заявил Лопес и позвал товарищей.
Барболин с удовольствием помог Хуану взобраться на своего коня, а Парра погнал нагруженных оружием мулов по указанной Лопесом тропе, которая привела их к хорошо скрытой в скалах просторной пещере.
Довольно высокие своды грота — в былые времена здесь пробовали заложить рудник — дали надежный приют Роке Лопесу, его друзьям, их лошадям и груженым мулам.
— Пока разберите тюки, накормите и напоите лошадей — вода здесь в пятидесяти шагах вниз по ущелью, — разведете костер, я успею возвратиться. — Сказав это, Роке вынул из кобуры ремингтон и скрылся в зарослях орешника.
Вскоре в горах многоголосым эхо прозвучал одиночный выстрел, а уже через час на огне жарилось мясо горного козла.
За едой — вкусно приготовленным барбакоа[12] с острым соусом и маисовыми лепешками — Лопес, бросив на Хуана Пуэбло долгий, испытующий взгляд, заговорил:
— Завтра, мучачос,[13] у нас будет первое настоящее дело. Я должен свести счеты с теми, кто упрятал меня в тюрьму, и мы завладеем кассой рудника Гуадалупе. Но сделаем это без единого выстрела. Вообще и в дальнейшем мы не станем нападать и грабить, как какие-нибудь разбойники. Наше оружие — это смелость, точный расчет, быстрота, а где надо и хитрость.
— Может, рискованно идти именно на этот рудник? Там сейчас только и разговоров что про вас? — спросил Рамон, прикуривая от тлеющей головешки.
— Именно там-то меня никто и не ждет! Жандармы думают, что я удрал. Разве они могут допустить, что я здесь, всего в часе ходьбы от дома Синфоросо?
Хуан бросил вопросительный взгляд на Лопеса, а тот, ответив ему спокойной улыбкой, продолжал:
— Месть сама по себе — дикое, слепое чувство — вызывает во мне отвращение. Вот рассчитаться, чтобы справедливость восторжествовала, это я признаю. Рассчитываться надо с теми, кто обманул, используя положение, богатство, подкуп, предательство. Если кто-нибудь из нас ограбит бедного, просто украдет, обидит женщину, старика пли ребенка, он за это ответит. Согласны?
— Да! — дружно ответили все, а Хуан перекрестился.
— Хуан нам не верит. Но, повторяю тебе, мы не грабители с большой дороги Все, что мы станем делать впредь, будет честно и в интересах парода Ему никто не помогает, о нем никто не думает… Завтра сам увидишь, а сейчас давайте спать. Рамон, ты дежуришь первым. В этой пещере мы в безопасности, но тюремный лекарь любил говорить: «Грамм предусмотрительности стоит дороже, чем тонна лекарств», и был прав.
К середине дня улицы селения Гуадалупе стали пустеть. Приближался полдень. Из управления рудника на обед расходились служащие.
Па небольшой площади перед зданием управления появились угольщики. Дырявые сомбреро прикрывали их головы, а тело — бедные одежды, дешевые, поношенные деревенские накидки. Они гнали перед собой четырех мулов и двух ослов. Ослов и мешки им продал старый рудокоп, которого все звали дядя Хосе.
Роке Лопес вытер пот с черного от угля лица и приказал остановиться.
— Ждите моего сигнала, тихо сказал он и спокойно вошел в контору. Там в этот час обычно оставался один администратор. После возвращения служащих с обеда он вообще уходил из конторы до утра следующего дня.
— Мы не нуждаемся в рабочих, — встретил он заученной фразой вошедшего Лопеса.
— А меня управляющий послал узнать, не продадите ли вы заезжему коммерсанту пять—шесть слитков серебра.
— Что есть, уже продано, и вообще мы с частными лицами не… — Администратор не успел договорить.
Роке с поразительной ловкостью перескочил стойку и, выхватив из-под рубахи револьвер, произнес:
— Ни слова или буду стрелять!
Администратор от изумления открыл рот, чем немедленно воспользовался Лопес, чтобы всунуть в него платок. В следующий миг верный исполнитель воли хозяев рудника был связан по рукам и ногам и уложен под стойку.
— Мучачос, — позвал Роке друзей, — входите. Сеньор Гутьеррес ждет вас.
«Угольщики» в изумлении переглянулись, но не стали мешкать и вошли вслед за Лопесом в контору. У ослов и мулов остался Хуан.
Роке хорошо знал, где находилась кладовая, несгораемый шкаф кассы и ключи от них. Переложить слитки и наличные деньги в мешки и прихватить с собой долговые расписки рабочих, чтобы затем уничтожить их, было делом нескольких минут.
Когда его товарищи ушли, оке повернул администратора лицом к себе, снял сомбреро и проинес:
— Вот теперь, сеньор Гутьеррес, вы действительно вправе говорить, что Роке Лопес — грабитель. Хотя тоже отчасти. Зная наверное, что я не мог ограбить кассу, которую вы же сами мне доверили, вы вместе с Синфоросо упрятали меня в тюрьму. Всем серебром Мексики вам не заплатить мне за унижение, которое я испытал в полиции, на суде и в тюрьме. Вы, ваши хозяева, местная власть лишили меня честного имени. Вы первыми бросили вызов. Я принимаю его! Но помните, что тот, кто разворотил костер, не должен жаловаться па искры, обжигающие ему лицо. До скорой встречи, сеньор Гутьеррес! — И Роке, заперев снаружи дверь конторы, не спеша догнал остальных.
13
Мучачо (исп.) — мальчик, юноша. В Мексике и странах Центральной Америки употребляется как форма обращения.